Наследники или ренегаты. Государство и право «оттепели» 1953-1964 - Павел Владимирович Крашенинников

играло роль постоянного источника возмущений позитивного права, делая его подчас непригодным для устойчивого функционирования даже самой бюрократии. Более того, некоторые безусловные директивы советских лидеров можно было выполнить, только нарушив закон.

Проблема большей устойчивости позитивного права по отношению к Праву катастроф буквально повисла в воздухе. Этот невысказанный запрос бюрократии могли исполнить правоведы, оснащенные классической юридической техникой еще дореволюционных времен, и их ученики. Они и приступили к разработке юридических основ новых директивных указаний партийного руководства.

Новая репрессивная политика нашла свое отражение в союзных Основах законодательства о судоустройстве, Основах уголовного законодательства, Основах уголовного судопроизводства (все от 25 декабря 1958 г.), а также в соответствующих республиканских кодексах. Новое законодательство исключало эксцессы массовых репрессий и Большого террора, но оставляло властям возможность заниматься любимой забавой – борьбой с ветряными мельницами инакомыслия. Кровавый символ сталинизма – ГУЛАГ – был ликвидирован.

Новая социальная политика, оформленная в основном документами Права катастроф – решениями партийных съездов и постановлениями ЦК КПСС и Совета Министров СССР, с одной стороны, была направлена на реализацию нового общественного договора со стороны властей, а с другой – рассматривалась в качестве локомотива, который должен дотащить страну до заветной станции под названием «Коммунизм» («в коммуне остановка»).

В перспективе благосостояние населения должно было обеспечиваться бесплатным предоставлением гражданам всего спектра материальных и духовных благ, а также всевозможных услуг за счет общественных фондов потребления при участии профсоюзов.

В то же время был принят ряд законов, юридически обеспечивавших равноправный доступ всех граждан к социальным благам. Это были законодательные акты в сфере трудовых отношений, пенсионного и медицинского обеспечения, материальной поддержки материнства и детства, инвалидов и других социально незащищенных слоев и т. д. Была развернута грандиозная программа массового строительства многоквартирных домов для горожан. Государство само строило жилье и практически само его содержало.

С другой стороны, Н. С. Хрущев со товарищи не только не собирались воспользоваться опытом ленинской новой экономической политики, но и сделали все возможное для искоренения рудиментов НЭПа, всячески пресекали возможности экономической инициативы граждан. Борьба с весьма широко трактуемыми «нетрудовыми доходами» нашла свое отражение даже в новопринятом гражданском законодательстве.

Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. и принятые на их основе республиканские гражданские кодексы скорее описывали должные отношения между социалистическими предприятиями, нежели существующую реальность. На самом деле экономические отношения в стране определялись директивным документом – пятилетним планом развития народного хозяйства и соответствующими ему партийными и государственными структурами (Госплан, Госарбитраж и пр.).

Хотя «использование имущества для частнохозяйственной деятельности, систематического извлечения нетрудовых доходов» было запрещено, в целом текст ГК РСФСР 1964 г. исходил из классических положений частного права как с точки зрения системы построения норм, так и с точки зрения их содержания. В этом смысле гражданское законодательство было создано, как говорится, на вырост и нашло применение в последующих экономических реформах, оказавшись весьма устойчивым к искажающему влиянию Права катастроф.

Отношение властей к состоянию социалистической экономики, за исключением сельского хозяйства, в первые послесталинские годы было вполне благодушным. Промышленность на освобожденных территориях была практически восстановлена. Страна находилась в первом эшелоне государств, оседлавших новый технологический уклад, особенно в атомной энергетике, ракетной технике и ЭВМ. Несомненные успехи наряду с растворением тяжелой атмосферы последних дней сталинизма породили в обществе, особенно среди научной, технической и творческой интеллигенции, определенный оптимизм. Недаром многие шестидесятники вспоминали оттепель как светлое время, время надежд.

Были, конечно, определенные проблемы с низкой производительностью труда, автоматизацией производства, внедрением технических разработок в производство и т. п., но партийные лидеры верили, что плановое хозяйство способно решить все проблемы. Тем более что сельские жители, составлявшие почти половину всего населения, являлись надежным резервом трудовых ресурсов для города.

Острый Карибский кризис и его разрешение приблизили большинство мировых лидеров к пониманию неизбежности гибели человечества в результате глобальной ядерной войны. Идея мирного сосуществования двух систем витала в воздухе, что заметно снижало градус катастрофического сознания у коммунистических лидеров. Базовое обоснование Права катастроф «Родина (государство) в опасности!» теряло актуальность, и на первый план выходило его социотехническое обоснование: «Партия – наш рулевой!».

В свете изложенного будущее казалось безоблачным, лишенным былых катаклизмов и потрясений. Для ответственной бюрократии открывалась заманчивая перспектива перехода в режим спокойного функционирования, гарантирующего большинству чиновников устойчивость положения, как предполагалось – до конца их дней.

Вот только эту благостную картину портил неуемный и неуравновешенный Первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев. Чем дальше, тем больше Хрущев настраивал против себя свое окружение – тех, кому был обязан победой в 1957 г. Он все сильнее замыкался, ограничиваясь общением лишь со своими помощниками и советниками, избегал коллег, действовал, не советуясь с ними, насмехался над соратниками на публике, а в узком кругу доходил до нецензурных оскорблений. Постоянно взваливал на них ответственность за свои ошибки.

Да ладно бы только это! Никита Сергеевич явно нацелился укоротить набиравшую силу вольницу бюрократии, подрывая тем самым едва-едва наметившиеся признаки стабилизации системы управления.

Первым ударом по партноменклатуре стал новый Устав КПСС, принятый в октябре 1961 г. на XXII съезде партии. Он предусматривал необходимость систематического обновления партийных органов – от Президиума ЦК КПСС до первичной организации. Низшее звено выборных органов партии – до райкома включительно – на каждых выборах должно было обновляться наполовину, на республиканском и областном уровне – на одну треть, состав ЦК КПСС и Президиума ЦК – на одну четверть. Ограничивались и возможности для конкретного человека несколько раз быть избранным в один и тот же партийный орган. Эти решения сами по себе создавали угрозу стабильности партаппарата.

На ноябрьском (1962 г.) Пленуме ЦК КПСС Хрущев объективно ослабил партийный аппарат, проведя предложения о его разделе на сельский и промышленный и об укрупнении совнархозов. Одновременно с этим было принято постановление «Об образовании Комитета партийно-государственного контроля ЦК КПСС и Совета Министров СССР».

К апрелю 1963 г. в стране было создано 3 270 комитетов партийно-государственного контроля, в том числе 15 республиканских, 216 краевых и областных, 1 057 городских и районных в городах, 348 – по зонам, предприятиям и стройкам, колхозам и совхозам, 170 тыс. постов народного контроля, куда было избрано более 2 400 тыс. человек[494].

Возник бюрократический монстр, фактически дублировавший и отраслевые отделы ЦК КПСС, и аппарат Совета Министров СССР, к тому же наделенный большими контрольными полномочиями. Комитет партийно-государственного контроля (КПК) на всех его уровнях – от центрального до районного – располагал правом производить расследования, налагать на виновных взыскания и штрафы, передавать дела в прокуратуру и суд.

Во главе этого великолепия стоял А. Н. Шелепин. Его власть оказалась реальнее, лучше организованной, а поэтому более