250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

воззвание правых организаций, прося оказать содействие через цензоров к напечатанию; правый Саввич возвращает его, говоря, что не знает теперь ни левых, ни правых. Губернаторы, начальник Главного управления по делам печати и многие другие предписывают военным цензорам всякие стеснения, ежедневно отменяют закон и пр. Начальники цензоров, бывшие у нас, сразу согласились со мной, что гражданские власти явно прячутся за их спину в массе своих беззаконий, и потому вполне одобрили мою мысль организовать при Ставке центральный по управлению военной цензурой орган, который точно проводил бы закон о военной цензуре, но ничего больше, не входя ни в какие политические соображения.

► О генерале Михаиле Дмитриевиче Бонч-Бруевиче рассказывают как о человеке совершенно невоспитанном, крикуне, дерзком, не пользующемся репутацией умного человека. Начальник штаба Западного фронта Михаил Федорович Квецинский – молодец, человек с инициативой и очень вдумчивый.

► Подполковник Сахаров хвалит Щербачева, говорит, что он из тех немногих, которые и сейчас еще готовы идти вперед; было время, когда его XI армия очень растянулась и ей угрожал прорыв; Щербачев стоял, стоял на позициях, наконец донес: «Не имея сил стоять, вынужден атаковать». Сегодня Щербачев был у нас на завтраке – худой, выше среднего роста, скромный.

► Второй день корреспонденты (Шумский уехал на Северный фронт) сидят почти без материала; Носков в своей бездельной суете и интригах не успевает подумать о них, а мою помощь в приготовлении достаточного материала как-то систематически устраняет. Человек постепенных мер, он совершенно не склонен делать что-нибудь решительно и до конца, он все понемножку, – ну, и материал хочет давать им понемножку. Ругаюсь я с ним целыми днями, говорю, что так делать нельзя, что если ему все еще неясен общий план нашей работы, то не надо было и приглашать людей, давая редакциям обещания, и пр.; говорю, что нельзя прятать по-страусовски свою голову от немецкого шпионажа, не желая обнаружить существование Бюро тем, чтобы не разрешать представленным у нас четырем газетам одновременно говорить об одних и тех же фактах, если сами корреспонденты ничего не имеют против такого совпадения их сообщений, совершенно к тому же отказываясь делить их между собою или получать разное поодиночке, в каких-то «полусекретных» беседах. Носков твердит свое: «Нельзя в видах военных обнаруживать одновременное снабжение нескольких газет одним и тем же материалом». Потом он сразу же переходит в тон начальника и говорит, что этот вопрос решен им без каких бы то ни было уступок корресподентам. Вместе с тем его уже «утомляет» чтение их корреспонденций, занимающее у меня, а значит, и у него не более… часа в сутки. Он нервничает и ничего не додумывает до конца. Причина ясна: он весь ушел в личное дело. Он сознался мне, что хочет спихнуть полковника Скалона с занимаемого им места генерала для делопроизводства и поручений при генерал-квартирмейстере и сесть на него, чтобы больше получать и увеличить таким образом свою пенсию, теперь определяемую для него, если бы оказалось нужным, из оклада 100 р. в месяц, получаемого им в мирное время в качестве преподавателя военного училища. (Весь гонорар его по преподаванию был до 500 р. в месяц; а это только штатный.) Вот это-то спихивание и заставляет его ежедневно лакейски ходить с Пустовойтенко в кинематограф от 8½ до 10½ вечера, а днем от 2½ до 4½ гулять с ним или с Алексеевым и затем в течение дня несколько раз ловить время, чтобы забежать к Пустовойтенко и убеждать его, что на месте штаб-офицера для делопроизводства и поручений, на котором ему приходится дежурить по управлению и не иметь в своем распоряжении офицеров Генерального штаба (Скалой не дежурит и имеет таких офицеров), он не в состоянии, по неимению времени, вести Бюро печати как следует… Все это меня возмущает до крайности. Как сметь говорить такие вещи, имея свободными 23 часа в сутки… Видит все это и Пустовойтенко, от которого я слышу о Носкове самые нелестные отзывы.

С сегодняшнего прочтения ставлю на одобренных Носковым корреспонденциях и статьях штемпель:

«Штаб Верховного главнокомандующего препятствий к печатанию этой статьи не встречает. «__»__________191_ г.

Генерального штаба полковник».

На более решительное одобрение Носков не пошел. Вообще, все боятся обнаруживать Бюро. Скромный аншлаг о нем продержался на дверях во дворе семинарии только… три дня: Воейков не очень-то одобряет…

Сегодня корреспонденты так были обескуражены неожиданным предложением Носкова последовать примеру Шумского и поехать на фронты или в… Петроград, что решили выяснить свое положение вообще. После ухода Носкова они обратились ко мне за советом, говоря, что думали написать ему коллективное письмо, но отложили эту мысль до переговоров со мной.

Мне ценно доверие, которое я заслужил своим вниманием к их профессиональным интересам и сообщением им целого ряда таких сведений, которые крайне важны и сами по себе, и для последующей их здесь сознательной работы. Я посоветовал приготовить тезисы для беседы и пригласил Носкова в Бюро, куда он и пришел в 11 ч вечера из… кинематографа. Как я и думал, увидев, что эти люди не будут долго молчать, он сразу же струсил. Уполномоченный ими Перетц говорил спокойно, и в конце концов Носкову были поставлены «пожелания»: 1) осведомлять их ежедневно, и не на лету в столовую собрания, о ходе событий, подробно комментируя «сообщение» штаба; 2) давать материал для очерков операций, уже отошедших в прошлое, и 3) не предлагать им уезжать, так как в свободе своего передвижения они и не сомневались… Он говорил много, эти разговоры – просто болезнь его, но обещал все исполнить.

► Пользуюсь «сводками сведений о противнике» на 21 октября, присланными из штабов фронтов.

Северный фронт. Против него расположена неманская армия Белова (почему-то фронт везде пишет «Белов») в составе 149–171 батарей и 95 эскадронов; из них около 53–57 батарей и 23 эскадрона стоят от Рижского залива до п. Сетнен и около 96—114 батарей и 72 эскадрона от п. Сетнена до оз. Дрисвяты; штаб Белова в Шавли, причем ближе к озеру расположены дивизии Бекмана и Ценгера.

Западный фронт. От оз. Дрисвяты до оз. Нарочь стоит 10-я германская армия (72 батальона и 71 эскадрон); от оз. Нарочь до Вселюба 8-я германская армия (126–147 батальонов); от Вселюба до оз. Выгоновского 9-я германская армия (116–117 батальонов и 24 эскадрона); от оз. Выгоковского до Любашева армейская группа Гейдельброка (31 батальон и 24 эскадрона); от Любашева до железной дороги Ковель – Сарны части 4-й австрийской армии Пухало (17–29 батальонов и 72 эскадрона).

Юго-Западный фронт. От железной дороги Ковель – Сарны до