250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

Нового Почаева 190–200 батальонов, от Нового Почаева до Подгайца 115 батальонов, от Подгайца до Черновиц 125–130 батальонов и 80 эскадронов; между всеми этими австрийскими войсками кое-где вкраплены германские части.

Высшее командование немецкими армиями распределено так: от Рижского залива до Вселюба – фронт Гинденбурга, от Вселюба до Любашева – фронт принца Леопольда Баварского, от Любашева до Черновиц – фронт Линзигена.

24-е, суббота

К.В. Орлов сегодня уехал в Москву, поняв, что ему, репортеру, у нас дела гораздо меньше, чем обозревателю военных событий «Русского слова» Михайловскому, который, однако, сюда не приедет. Панкратов написал о своем сомнении в редакцию. То и другое, конечно, правильно.

Орлов рассказывал, что Дорошевич за последние годы держит себя вдали от сотрудников, но их материальные интересы всегда отстаивает перед Сытиным, который его побаивается, и притом его одного. Никакой единоличный редактор в «Русском слове» невозможен, потому что с каждым приездом Дорошевича в Москву он должен будет стушевываться: Дорошевич не терпит ничьего мнения и всех заставляет делать все по-своему.

«Волшебник» наживает большие деньги не только потому, что, получая от Москвы крупные суммы, сам расплачивается со всеми неизвестными Москве петроградскими сотрудниками, но и потому, что имеет еще всякие другие ресурсы, неизбежные при малой разборчивости популярной газеты. В делах «политики» он вообще ведет дело так, что Москва вполне в его руках, и, уйди он сегодня, завтра газета надолго останется без «большой политики».

► Начальник штаба III армии писал 21 октября начальнику штаба Западного фронта, что при опросе в плену наших нижних чинов они очень охотно рассказывают немцам все, что знают «о недостатке снарядов, о месте, где обучались, и т. д.». «У многих нет сознания позорности плена, и по пути в места постоянного содержания редко у кого возникает желание бежать; наиболее пассивным элементом являются ратники старших возрастов, которые открыто говорят: «Слава богу, что попались в плен, теперь останемся живы». На предложение бежать из сотни находится один, и то после долгих уговоров и доказательств о том, что безразлично, умирать ли от голода или от неприятельской пули. Пользуясь отсутствием патриотизма и сознанием долга у наших солдат, германцы и австрийцы широко комплектуют пленными свои тыловые учреждения. Многие из бежавших из плена показали, что видели обозы от 200 до 300 повозок, где исключительно были наши пленные; для присмотра за ними назначалось по одному германцу на 10–15 человек… Все этапы, хлебопекарни, кухни, как полевые, так и местные, обслуживаются нашими пленными. Доходит до того, что немцы переодевают наших пленных, ездящих при полевых походных кухнях и обозах, в германскую форму, на что те безропотно соглашаются».

Больно приводить эту бумагу; но одна правда должна руководить мною. Зло сознанное – уже половина зла. Да, сдача была, и иногда позорная, не имевшая никаких извинений для армии в целом. Приведу несколько документов из прошлого.

В конфискованном военной цензурой письме из 3-го парка I гренадерской парковой артиллерийской бригады от 3 ноября 1914 г. находим: «Киевский полк отличается бегством, иногда без серьезного повода; соседние полки просили даже заменить Киевский полк другим, так как они таким поведением открывают фланг соседей. А надо просто убрать командира полковника Веревкина, фаворита начальства».

В письме неизвестного от того же дня: «Я поднялся из окопа, и моим глазам представилась невероятная картина: роты справа и слева, подняв белые флаги, сдаются немцам. Нечто невероятное! Из другого полка, сидящего рядом с нами, также попало в плен 8 рот».

Из письма служащего в 5-й Сибирском мортирном дивизионе на имя Н.Н. Ч.: «Потери у нас громадные. 14-я Сибирская дивизия в составе 16 000 человек ввязалась в бой 2 ноября 1914 г., 11-го в ней было 2500. 13-я Сибирская вступила в бой 2 ноября, 16-го в ней оказалось, вместо 64 рот, всего 3 роты; некоторые роты состоят всего из 15 человек. Почти одна треть сдалась в плен. Идет усиленный обстрел пулеметами, много убитых. Вдруг какой-то подлец кричит: „Что же, ребята, нас на убой сюда привели, что ли? Сдадимся в плен! “, и моментально чуть ли не целый батальон насадил на штыки платки и выставил их вверх из-за бруствера».

Из приказа по IV армии от 21 ноября 1914 г: «Мною усматривается из полученных донесений слишком большое количество без вести пропавших нижних чинов, из числа которых большая часть, несомненно, попавших в плен. Приказываю произвести и впредь производить в полках строжайшие расследования об обстоятельствах, при которых могли иметь место подобные недопустимые случаи, и по данным расследований составлять списки всех нижних чинов, сдавшихся, не использовав всех средств к сопротивлению, до штыков включительно, для предания их, по окончании войны, суду по законам военного времени. Копии списков препровождать в штаб армии для надлежащего направления, в случае если по возвращении из плена эти нижние чины не попадут в свои части, а также сообщать на родину о позорном поведении не исполнивших свой долг перед царем и родиной».

Из приказа по II армии от 19 декабря 1914 г.: «Стойкость, мужество и геройская храбрость русского воина была всем известна с самых древних времен, и имя русского чтилось и уважалось даже нашими врагами. За полтораста лет до этой войны мы также дрались с немцами, но тогда о сдаче не было речи, напротив, немецкий король говорил тогда: „Русского солдата мало убить, надо еще повалить“. Такова была русская стойкость. К великому стыду, теперь замечается, что в эту войну русские сдаются в плен. Неужто мы, сыновья и внуки героев, дошли до того, что, забыв присягу, забыв позор, который пленные приносят своему полку, армии, родной матери, святой Руси, измалодушествовались до страха перед врагом? Не может этого быть! И этого нет: главная масса армии – честные солдаты, и они свято несут свой долг перед родиной. Попадаются же только отдельные трусы, забывающие, что они носят честное русское имя, и позорящие его. Не будет же им ни пощады, ни милости! Предписываю начальствующим лицам разъяснить всем чинам армии смысл статьи 248 кн. XXII Свода военных постановлений. Предписываю подтвердить им, что все, сдавшиеся в плен, какого бы они ни были чина и звания, будут по окончании войны преданы суду и с ними будет поступлено так, как велит закон. Требую, сверх того, чтобы о всяком сдавшемся в плен было объявлено в приказе по части с изложением обстоятельств этого тяжкого преступления – это упростит впоследствии разбор их дела на суде. О сдавшихся в плен немедленно сообщать на родину, чтобы знали родные о позорном их поступке и