Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов

страстного ненавистника Православия и Руси иезуита Поссевино из его сочинения «Московское посольство». Рьяный католик, описывая повседневный уклад жизни московитов, невольно признал высочайшую степень христианизации повседневной русской жизни конца XVI века.

«Уважение к иконам у них чрезвычайно велико, и им они жертвуют из чувства благочестия или по обету золотые монеты, кресты, свечи и другие небольшие дары. Но особое уважение воздается Кресту Господа нашего Христа. Куда ни посмотришь, везде – на перекрестках дорог, над дверями и крышами храмов – видны многочисленные его изображения. Увидя их издали, склонив голову, они крестятся (а это принято у московитов, колен же в таких случаях они не преклоняют), если же оказываются поблизости от него, из почтения сходят с коней.

И более всего характеризует благочестие народа то, что, начиная всякое дело, они осеняют себя крестом. Мы заметили, когда были в Старице, что строители стен, возводившие крепость, начинали и работу не раньше, чем повернувшись к крестам, воздвигнутым на храмах, чтили их должным образом. Войдя в дом, они сначала, по обычаю, крестятся на крест или икону (а их принято помещать во всех домах на самом почетном месте) и только потом приветствуют остальных. Если же случайно не окажется ни креста, ни иконы, то они не крестятся и не кладут поклона, чтобы не казалось, что этот почет воздается стенам.

Часто случалось, что мы, садясь за стол, по своему обычаю, благословляли трапезу, а приставы подходили к окнам, откуда был виден какой-нибудь крест, или хотя бы, достав крест, который они носили с собой (а все московиты, и знатные, и низкого происхождения, по своему обычаю носят его на шее), воздавали ему должное почитание и молитвы»[406].

На Руси в ту эпоху точно знали, откуда исходит внешняя угроза. С Востока и Юга – от ненавистных басурман, а с Запада – от находящихся «в прелести» латинян. Некоторые русские авторы той поры уверенно предсказывали, что антихрист придет с Запада, что папа и есть олицетворение его сил. Русские хорошо помнили многовековую борьбу Рима с Православием, его роль в деле умаления благочестия в Греческой церкви, что и привело в итоге к гибели Царьграда.

Потому на Руси склонны были видеть в любой католической деятельности «руку сатаны» и готовы были намертво стоять, но не уступать ни в чем. Когда еще в 70-х годах XV века в Москве оказался венецианец, посол в Персии Амброджо Контарини, то он был потрясен антикатолическим настроем русских, мнение которых было однозначным: «Считают, что мы все погибшие люди»[407].

Задолго до рождения Иоанна Грозного, в самом начале XVI века, впервые в своей истории Русь-Московия провела наступательную военную кампанию, руководствуясь в первую очередь религиозным импульсом. Война 1500–1503 годов с Литвой явилась новым явлением в Русской истории, когда Москва объявила войну своему давнему соседу Литве, чтобы защитить права Православия на восточных и южных территориях Литовского княжества. Там издавна проживало преимущественно православное население, которое под воздействием католической пропаганды, испытывало притеснения со стороны католического клира и польско-литовской феодальной верхушки. Эту войну, о которой обычно говорят или вскользь, или вообще не упоминают, можно рассматривать как первое зримое политическое преломление духовного вселенского задания, осознанного Русью.

Литва являлась давним соперником Московского княжества, и военные столкновения в прошлом между соседями случались много раз, но в данном случае военные действия стали следствием не только геополитических государственных надобностей. Конечно, возвращение «исконных земель», как и прежде, являлось важным аргументом. В своем ответе на литовские жалобы Иоанн III привел исторические доводы в пользу московских прав, которые потом стали историческими доводами его внука, Царя Иоанна Васильевича.

«Короли Владислав (король Польши. – А.Б.) и Александр (князь Литовский. – А.Б.) хотят против нас за свою вотчину стоять; но что называют короли своею вотчиною? Не те ли города и волости, с которыми князья русские и бояре приехали к ним служить и которые наши люди взяли у Литвы? Папе, надеемся, хорошо известно, что короли Владислав и Александр отчичи Польского королевства да Литовской земли от своих предков, а Русская земля от наших предков из старины наша отчина»[408].

Установкой на «исторические права» Московского Великого князя на Русскую землю дело теперь не ограничивалось. «Оскорбление веры» стало поводом к новому вооруженному конфликту, из которого Государь всея Руси вышел победителем, а к Московии были присоединены Новгород-Северский, Мценск, Гомель, Брянск и некоторые другие территории.

Своеобразием этой войны являлось не только то, что Русь выступила с оружием в руках на защиту свободы православного вероисповедания, но и то, что противоборствующие стороны возглавляли близкие родственники. Московский Великий князь Иоанн III вел войну со страной, правителем которой являлся его зять – Великий князь Литовский (с 1492) Александр Ягеллон (1460–1506).

Завязка династического сюжета произошла в 1495 году. Тогда, вскоре после окончания предыдущей русско-литовской войны, в результате которой к Москве отошли земли верховий Оки, а Литва признала Иоанна Васильевича «Государем всея Руси», две страны решили утвердить «долгий мир», залогом которого должна была стать близкая династическая уния. Иоанн III согласился выдать свою дочь Елену (1476–1513) за Литовского князя. Еще при предварительных переговорах о бракосочетании, Москвой было выдвинуто условие, что будущую литовскую Великую княгиню никто не будет притеснять в вере, и она сохранит принадлежность Православию. Согласие на это Литвой было дано.

Отец придавал этому обстоятельству чрезвычайное значение, даже составил для дочери специальную инструкцию, заповедовав никоим образом не прельщаться католичеством. «В божницу латинскую не ходить, а ходить в греческую церковь. Из любопытства можешь видеть первую или монастырь латинский, но только однажды или два раза. Если свекровь твоя будет в Вильне и прикажет тебе идти в божницу, то проводи ее до дверей и скажи учтиво, что идешь в свою церковь»[409]. Елена Иоанновна осталась верна Православию до самой смерти, что было сопряжено для нее со множеством неудобств и откровенных унижений.

Елену Иоанновну встретили в Вильно с почестями, но неудовольствия с обеих сторон не заставили себя долго ждать. Перед венчанием, состоявшимся в католическом соборе, ее благословил православный священник, а ксендз в соборе не благословил римским крестом-распятием. На самом бракосочетании сопровождающие русские были рядом с невестой, читали молитвы по-славянски и держали над ней русский свадебный венец. Католический епископ и сам Александр были недовольны и даже хотели удалить православных из костела, что грозило скандалом, и им пришлось смириться. Но в Риме не желали проявлять смирения, и папа Александр IV Борджиа (1492–1503) требовал от Александра принудить жену к католичеству. Все его обещания тестю он считал недействительными, так как русские – «схизматики»[410] и церемониться с ними нечего.

Наставление из Рима заставило литовского Великого князя запретить строительство православного