Цена разрушения - Адам Туз

г. указывало на то, что вся концепция «народного автомобиля» была обречена на полный провал. Для того чтобы хоть сколько-нибудь близко подойти к фантастической цене в 990 рейхсмарок за автомобиль, гигантский завод Volkswagen должен был выпускать не менее 450 тыс. машин в год. Однако это более чем вдвое превышало всё производство автомобилей в Германии и было намного больше числа покупателей, заключивших договор к концу 1939 г. В том случае, если бы производство составляло «всего» 250 тыс. автомобилей в год — что было значительно больше того, что мог поглотить германский рынок, — то средняя себестоимость автомобиля превышала бы 2000 рейхсмарок, вследствие чего завод терял бы более чем по 1000 рейхсмарок на каждом автомобиле при их продаже по официальной цене. Более того, даже при цене в 990 рейхсмарок Volkswagen оставался недоступен для подавляющего большинства немцев. В 1942 г. при опросе 300 тыс. человек, вносивших предоплату за Volkswagen, выяснилось, что в среднем их годовой доход составлял около 4000 рейхсмарок, то есть они безусловно принадлежали к числу наиболее зажиточных жителей Германии. Работники физического труда, представлявшие собой истинную аудиторию пламенных речей о Volksgemeinschaft, составляли не более 5% тех, кто желал приобрести Volkswagen.

III

И «народный приёмник», и «народный автомобиль» являлись желанными потребительскими товарами и привлекательными символами современности. Но они ни в коем случае не относились к числу предметов первой необходимости и оказывали лишь ограниченное влияние на повседневную материальную жизнь подавляющего большинства немцев. Главное место в ней занимали питание, одежда и жильё. Ограничения, с которыми сталкивалась германская текстильная и швейная промышленность, разбирались в предыдущих главах; достаточно сказать, что расходы на одежду, очень существенно выросшие после 1933 г., составляли главную часть потребительского бюджета. Вопрос продовольствия будет рассмотрен в связи с сельским хозяйством в следующей главе. Однако жилищный вопрос заслуживает специального внимания, поскольку он представлял собой политическую сферу, игравшую ключевую роль в том Volksgemeinschaft, которое стремился построить национал-социализм. Кроме того, в отличие от автомобилей и радио, жилищный вопрос не могло обойти своим вниманием ни одно немецкое правительство. Эта сфера потребления с начала столетия всё сильнее и сильнее политизировалась и оказывала решительное противодействие всем попыткам быстро исправить сложившееся в ней положение.

Жилищную ситуацию в Германии межвоенного периода было принято описывать словами «дефицит жилья». Конкурировавшие заинтересованные группы давали разные оценки этого дефицита — от 1 до 2 млн квартир, в зависимости от того, кто производил оценку[464]. Однако неоднозначным является само понятие дефицита. На «свободном» рынке, автоматически приходящем в состояние равновесия, дефицита не бывает. Превышение спроса над предложением обычно приводит к росту цен, что вызывает сокращение реального спроса и рост предложения, устраняя дефицит. Поэтому симптомы дефицита на рынке жилья в межвоенной Германии в первую очередь отражали «искажения», сложившиеся из-за введения мер контроля над квартплатой после окончания Первой мировой войны[465]. Эти меры контроля были необходимы в период инфляции для предотвращения эпидемии выселений, которая привела бы к появлению армии бездомных. В этом отношении они были чрезвычайно эффективными. Контроль над платой за жильё являлся одним из ключевых элементов веймарского государства социального обеспечения. Однако ему были свойственны свои минусы. Поскольку оплата большей части жилья была зафиксирована на уровне, в пересчёте на реальные деньги намного более низком, чем тот, который преобладал в 1913 г., то строительство нового жилья стало крайне непривлекательным для частных инвесторов. Власти Веймарской республики пытались исправить ситуацию, в широких масштабах строя жильё за счёт государства. Средства на это строительство давал налог, взимавшийся с владельцев существующей недвижимости — Hauszinssteuег — и оправдывавшийся огромным выигрышем, в котором они оказались, когда их ипотечные кредиты были «уничтожены» гиперинфляцией[466]. Это государственное финансирование, несомненно, внесло серьёзный вклад в увеличение жилого фонда. Кроме того, новые здания нередко были построены в симпатичном модернистском стиле. Однако они лишь косвенно облегчали положение основной массы населения, поскольку в силу типичных затрат на строительство минимальная ежемесячная квартплата даже с учётом субсидий составляла 40 рейхсмарок в месяц, что сильно превышало величину, приемлемую для семей рабочих. Между тем общенациональная перепись, проведённая в разгар строительного бума, финансировавшегося Веймарской республикой, выявила симптомы если не нехватки жилья, то массового распространения очень плохих жилищных условий. В 1927 г. в германских городах не менее чем в каждой шестой квартире, помимо основных съёмщиков, проживали их жильцы и субарендаторы. И в число этих жильцов входило как минимум 377 тыс. семей, насчитывавших не менее трёх человек и проживавших на условиях субаренды в чужих квартирах. Кроме того, по оценкам статистиков, по крайней мере три четверти из миллиона германских квартир могли считаться перенаселёнными. Сотни тысяч семей рабочих были вынуждены жить не менее чем по два человека в комнате. Многие теснились в одно- и двухкомнатных квартирах, где не было ни ванной комнаты, ни отдельной кухни. В описаниях того времени фигурируют семьи, проживавшие в продуваемых всеми ветрами мансардах и сырых подвалах. После того как массовая безработица сделала тысячи человек бездомными, на окраинах германских городов выросли трущобные посёлки, служившие жильём для десятков тысяч людей.

Депрессия нанесла смертельный удар по веймарской системе государственного жилищного строительства. В результате резкого снижения налоговых поступлений и роста расходов на социальное обеспечение иссякли средства, выделявшиеся государством на новое строительство. Государственные субсидии на жильё, в 1928 г. достигшие пика в 1.34 млрд рейхсмарок, к 1932 г. сократились до 150 млн рейхсмарок, что имело катастрофические последствия для строительной отрасли[467]. В Берлине, где проживало более 4 млн человек, за последние шесть месяцев 1931 г. началось строительство всего 2606 новых квартир. В этой кризисной ситуации государство пошло на чрезвычайные меры, объявив, что будет помогать строить посёлки, возводимые безработными и их семьями на окраинах германских городов. Каждому такому посёлку выдавалось достаточное количество земли для того, чтобы семьи могли в значительной степени сами обеспечивать себя продовольствием[468]. Государство предоставляло льготный кредит в 2500 рейхсмарок на строительство, а остаток должны были изыскать сами застройщики за счёт взаимопомощи.

Захват Гитлером власти навсегда покончил с веймарской системой выдачи субсидий непосредственно на строительство жилья. В Третьем рейхе поступлениям от Hauszinssteuer нашлось более важное применение, чем финансирование социального жилья. Дефляция отчасти привела квартплату в соответствие с заработками и остальными ценами, повысив прибыльность частного жилья. Однако всякое сколько-нибудь масштабное строительство по-прежнему было невозможно без субсидирования в том или ином виде. Крупнейшее разовое выделение средств на строительство жилья в гитлеровской Германии было связано с программами 1932 и 1933 г. по созданию