Читая Булгакова - Илья Бровтман

class="v">Как было при злодее «Николашке».

Но в жизни почему-то всё не так,

И прихвостни буржуйские жиреют.

Пока в забое корчится горняк,

Они уселись у него на шее —

Интеллигент проклятый и кулак.

Но мы на этот сброд найдём управу,

Ведь мы теперь на всё имеем право.

Гуманней нашей власти не найдёшь.

У нас есть ноготь на любую вошь.

Эксплуататор нам за всё ответит.

Кто против нас — не должен жить на свете.

Размышления дворника Федора

Филипп Филипыч — это исполин.

Хотя по правде он не вышел ростом,

Но хворям и пилюлям властелин.

Таких учёных отыскать не просто,

Быть может, на земле такой один.

Что может пса поймать у магазина,

И сделать из несчастного мужчину.

А тот его кусать готов — прохвост.

Такое чудодейство псу под хвост.

Забыв, что он бог весть, какой породы,

Стал ощущать себя царём природы.

Какой ты царь? Ты шелудивый пёс,

В кирзовых сапогах на задних лапах.

А к небесам задрал постылый нос.

Да если б не старанья эскулапов

Ты б на помойке промышлял, Барбос.

Возможно гений со своим доцентом,

Ошиблись со своим экспериментом.

Как можно повернуть природу вспять?

Не стоит жабам по небу летать.

И птицею парить под облаками.

Нельзя садиться на чужие сани.

Вот я, к примеру, вовсе не герой,

Но не хочу роптать на положенье.

Не дворянин, а дворник я простой,

Зато снискал людское уваженье,

Махая добросовестно метлой.

Не прыгай выше своего предела.

Бог каждой твари дал по силам дело.

Родившись псом, не говори, что волк.

Из этих слов не может выйти толк.

Не думай о рогах, коль ты кобыла.

По-моему резонно раньше было.

Я помню, было, время — за пятак

Ты мог бы принести из магазина

Картошку, водку, мясо и табак.

Ещё на девку будет пол алтына.

Теперь не деньги даже четвертак.

Но дело даже не в былом достатке,

А в том, что мне не нравятся порядки.

Происхожденьем я не граф, не князь,

Но не люблю когда в подъезде грязь.

Богатому и бедному отрадно,

Когда ступени чистые в парадном.

Размышления доцента Броменталя

Опасностью отмечено всегда

Желание нарушить ход природы.

Настали очень страшные года.

Когда же револьвер в руках народа,

Приходит неожиданно беда.

Где взялось это странное виденье,

Аж сердце холодеет от волненья.

Как просто в кабинете рассуждать,

Но этим всем воспользовался тать.

Пока интеллигенты в жарком споре,

Не тратят даром время мародёры.

Идея на бумаге хороша,

Что все равны пред Богом и судьбою.

На деле же не стоит и гроша.

Как можно труса приравнять к герою?

Работника равнять и алкаша?

Кто трудится, итак обходит беды,

А равенство на руку дармоеду.

Мечтает отобрать мошну и дом,

У тех, кто это нажил всё трудом.

Кому нужна такая справедливость?

А может, это только мне приснилось?

Исчезнет ужас этих страшных снов.

А может это вовсе не опасно?

Не больше, чем охота на волков.

Уверен, что грядущее прекрасно,

Тот, кто умеет зреть поверх голов.

Смывая грязь не обойтись без пены.

Всегда трудны любые перемены.

Планету не мешало бы прибрать.

Пол подмести, и застелить кровать.

Но мы пока что в этой пене тонем,

И пачкаются чистые ладони.

Свинец и порох не решает спор.

Ведь чтоб порядок навести в квартире,

Должны мы веник взять и полотёр.

Об этом позабыл философ в Трире.

Нельзя бензином погасить костёр.

Не всё подвластно нашему желанью.

Нельзя разрушить мир до основанья.

Из пустоты мы извлечём лишь прах.

Нельзя построить счастье на костях.

Снимая шерсть с овцы, не трогай кожи.

Законы жизни нарушать не гоже.

Так шиворот-навыворот во всём.

Сменяя архитекторов стройбатом,

Фундамент дома обрекли на слом.

Когда не знает зодчий сопромата,

То рухнет непременно этот дом.

А после три безграмотных капрала,

Начнут бесплодно поиски вандала.

Потом многоголосый гневный клич,

Осудит за вредительство кирпич.

Кто склонен игнорировать устои,

Тот вряд ли что-то путное построит.

Роковые яйца

Размышления профессора Персикова

Какой мерзавец этот репортёр.

Не просто вспоминать без возмущенья.

Так извратить короткий разговор,

Явившись в институт без приглашенья.

И написать такой нелепый вздор.

От гнева я найти не в силах место.

Слова непросто вырвать из контекста,

А он сумел пройдоха молодой,

Сплетая факты с грязной клеветой.

Какие же бесстыжие подонки,

Работают в паршивой газетёнке.

Должны они редакторов, иметь,

Которые за это отвечают.

Способных очень пристально смотреть,

Что им приносит журналистов стая,

В газете ложь не допуская впредь.

Но их, похоже, не волнует это,

Стихия их — словесное болото.

Что бы повысить хоть чуть-чуть тираж,

Сенсационный нужен репортаж.

Для этого они всегда готовы,

Раздуть случайно брошенное слово.

Однако эту чепуху народ,

Читает поутру за чашкой чая.

Не понимая, что газета лжёт.

Намеренно все факты извращает,

Их, подавая задом наперёд.

О грабежах и прочих преступленьях,

С неистовым читает упоеньем.

Особенно отраден для людей,

Какой-нибудь отъявленный злодей.

И долго не смолкают разговоры,

Среди людей про крупные афёры.

Природа не выносит пустоты,

И головы людей трещат от знаний.

А тут ещё газетные листы,

Пытаются заполнить всякой дрянью

Мозги, однако, помыслы пусты.

Дурманят ароматы новой сказки,

И едкий запах типографской краски.

Сенсации не меркнет огонёк,

Но людям почему-то невдомёк,

Что это всё дешёвка и халтура,

Достойная ларька с макулатурой.

Умы людей, сдавив как мощный пресс,

Диктует нравы, вкусы, интересы,

Обрушив на мозги не малый вес.

Наверно потому назвали прессой.

Не жаль себя, то пощадили б лес.

Древлянами назвали предков наших,

За то, что обитали в дикой чаще.

Но разве для того Природа мать

Обширные леса решила дать,

Что б мы её, свою обитель, сами,

Нещадно вырубали топорами.

Наносим мы неповторимый вред

Своей среде, пилу хватая в руки.

Я тоже приношу немало бед,

Бумагу, потребляя для науки,

Что б от трудов моих остался след.

А может и мой труд не очень нужен?

Велик ли прок от ловли жаб по лужам.

А, выловив прекрасный экземпляр,

Заглядывать часами в окуляр.

Любуясь небывалым препаратом,

Строчить свои научные трактаты.