Глумовы - Федор Михайлович Решетников

А в это время в дом Глумовых уже часто ходил Петр Саввич и приходил постоянно трезвый.

Замечая привязанность ее родителей к учителю, внимание учителя к ней, частые подарки его и ласковый разговор, она, разобиженная поступком Горюнова, считала всех парней обманщиками, стала подумывать, не лучше ли ей выйти замуж за человека старше ее, такого человека, которого и отец ее любит. Стала она считать женихов на Козьем Болоте и Медведке, насчитала их много, по все они оказались неподходящими: так Яков Переплетчиков, парень 20 лет, хоть и видный и водки мало пьет, но она никогда не простит ему, что он ей, пятнадцатилетней девице, угодил мячиком в самый затылок, когда она шла с водой, отчего она упала в грязь и так замарала подол, что мать отодрала ее по спине плеткой. У отца Павла Беспалова денег много, потому он раскольничьим попом в лесах; да что за радость выходить за хромого? Иван Фотеев тоже недурной парень, но мать у него нехорошая женщина, потому что Маланью Степановну до сих пор считает воровкой, тогда как сама украла у них две курицы с петухом и продала на рынке. Есть, правда, еще жених в Медведке, Василий Глумов; он часто что-то ходил к отцу, но он какой-то гордец, никогда даже слова ей не сказал, хвастается, что он мастер, ругал отца за непорядки какие-то, и главное – сказывают, что у него сестра скверная женщина. Все эти женихи, перебранные Прасковьей Игнатьевной, были, что называется, люди стоящие, и о них не один десяток девиц подумывал: но Прасковью Игнатьевну бесило еще то, что ни один из них не сказал ей ни одного любезного слова, не только что не посылал свах к матери.

Отец часто говорил матери Прасковьи Игнатьевны, что Петр Саввич золотой человек, как будто бы намекая дочери, что такого жениха не скоро сыщешь, потому что он умен и непременно дойдет до важной должности. А этого Прасковье Игнатьевне было достаточно, и она стала подумывать о Петре Саввиче, сравнивая жизнь своего отца с его жизнью. Жизнь рабочего человека она хорошо понимала; нужду и горе она видела на каждом шагу. Выйди она замуж за рабочего человека, – заботы будет много, а с ребятами и вдвое. И она стала мечтать о лучшей жизни, приравнивая к рабочим приказных. Приказных она не любила до тех пор, пока не ознакомилась с Петром Саввичем, и, однако, находила, что жизнь приказного не в пример лучше жизни рабочего: считаются они на линии мастеров; в рудниках и в лесу не работают; находятся в виду начальства, содержания получают больше рабочих, жены их ходят наряднее рабочих, дома они имеют порядочные, и хоть как ни ругают их рабочие, а все же к ним обращаются с просьбами. Все это соблазнительно действовало на требовательную натуру Прасковьи Игнатьевны, ей захотелось выйти из рабочего кружка, довольно грубого везде, и выбор ее остановился на заводском учителе Петре Саввиче. Стала она плясать с Петром Саввичем, и на первых порах ей обидно становилось, что он как-то неохотно целует ее; но она это простила ему, потому что он если не поцелуями любезен, то занимателен разговорами: о чем ни спроси, все объяснит, как по писаному, да и она, поговоривши с ним в углу насчет поцелуев, согласилась, что действительно много целоваться приторно, и даже сказала Петру Саввичу, что она охотно бы вовсе перестала целоваться на вечерках, так как почти от всех, кроме Петра Саввича, изо рта или луком, или чесноком пахнет. Мало-помалу молодые люди стали разговаривать друг с другом, стали поигрывать в карты при родителях, острили друг над другом, и Прасковья Игнатьевна все более и более привязывалась к нему и приходила к заключению, что Петр Саввич именно такой и есть человек, какой ей нужен.

Но вот Петр Саввич стал жаловаться на скверное житье, что его, бог знает за что, теснят; стала она замечать, что он чаще и больше пьет водку, даже к ним приходил выпивши, отца уводил с собой, и потом отец возвращался домой пьяный и ругался. Сердце ныло у Прасковьи Игнатьевны, она подолгу задумывалась над тем: неужели Петр Саввич собьется с толку и выйдет совсем негодным человеком? А таких примеров она знавала много. Но опять ей жалко становилось его, потому что действительно, как он говорил, его понапрасну теснят. Умер отец; Петр Саввич лишился должности; соседи говорили, что в этом деле виноват один Петр Саввич, как выскочка, который везде суется первый, но Прасковья Игнатьевна находила, что Петр Саввич все-таки прав; она на его месте то же бы сделала, и ее, как женщину, скорее выслушали бы, потому что с нее взятки гладки. Перед самой смертью отца Петр Саввич изъяснился ей в любви, и она поверила этой любви и не находила в ней ничего дурного. После смерти ее отца Петр Саввич редко стал ходить в дом Глумовых, на том основании, что нехорошо ходить холостому мужчине в дом, где хозяйка – девушка, и Прасковью Игнатьевну часто беспокоило, что делается с Петром Саввичем. Спрашивала она вскользь о нем Тимофея Петровича, но тот шутливо отвечал: «Что ему: пьет поди да просьбы строчит». Это очень огорчало Прасковью Игнатьевну: она стала сердиться на дядю и подозревать, что он, пожалуй, расстроит ее счастье.

После описанного выше разговора Петра Саввича и Прасковьи Игнатьевны она долго не могла заснуть ночью. Ее мучила мысль: каков-то будет дальше Петр Саввич. Из разговора его она заметила, что он как будто холоднее, чем был прежде. «А если он все так же будет вести себя, тогда наплевать», – думалось ей. Но ей будет скучно без друга; работы и заботы по хозяйству много, и для чего это? «Хлопочешь, хлопочешь с утра до вечера – и ни от кого спасибо не получишь, не с кем даже слова сказать или поговорить толком. Заговоришь с дядей, он отшучивается, считает тебя девкой, с которой не стоит много разговаривать, или начнет говорить о Петре, сведет на Ивана. На улицу выйдешь, бабы смеются, надоедают опросами да расспросами: „А скоро ли у тя, Игнатьевна, свадьба-то?“ Девицы говорят: „Какого ты, Глумиха, женишка-то подцепила: учитель, да еще стеганый“. А посоветоваться не с кем: крестная мать глухая, все надо кричать, так что еще кто подслушает да передаст с прикрасами… То ли было бы дело, если бы я была замужняя… вдова… как