Глумовы - Федор Михайлович Решетников

желает навлекать на себя неприятностей со стороны управляющего. Меньшой брат ненавидел его и все его семейство, кроме Петра, который частенько воровал у отца деньги и приносил дяде водки и бегал к нему из училища. Если бы Петр Саввич не ходил к дяде, то он впоследствии, может быть, и сам сделался бы казначеем. Но ему почему-то нравилось бывать у дяди, проводить по нескольку часов времени в обществе его товарищей, и от них-то он узнал всю гадкую сторону и своего отца, и других лиц, которые почему-то ему не нравились. Так продолжалось до выпуска его из училища. После этого отец, желая дать ему еще более образования, отправил его доучиваться в город на господское содержание; но в первый же год обучения Петра Саввича в городе отец его умер, а дом от неизвестного случая сгорел со всем имуществом и деньгами, и начальство на этом месте выстроило полицию. Кончил Петр Саввич учение и приехал в свой завод с званием учителя таракановской заводской школы, а так как в заводе у него не было ни кола ни двора, то он и приткнулся к единственным родственникам – сыновьям дяди, двум братьям, куренным рабочим, холостым людям, жившим в Козьем Болоте.

Отсюда началась его практическая жизнь, но жизнь полная борьбы, надломившая его силы очень рано.

Из завода в город он уехал с разными предрассудками, разделяя все таракановския убеждения. В то время он еще плохо понимал отношения крепостного начальства к рабочим, и наоборот; но, проживши в городе четыре года, он, так сказать, совершенно переродился, так что по приезде в завод красивая его внешность показалась ему гадкою. С первой же недели он хотел уехать из завода, но у него была задача: обучать детей, и он принялся за это дело с жаром.

В заводе полагалось два учителя: священник и учитель, на правах мастерового. Обучали в школе чтению, письму, арифметике и Закону Божию. Светские учителя были пьяницы, на дело свое смотрели как на поживу, например летом посылали по грибы, по малину, заставляли полоть гряды у себя или у приказчика. Словом, это было не училище, а собрание ребят для того, чтобы потешаться над ними, постегать их, спросить по книжке урок ради развлечения и потом дать каждому какую-нибудь работу. Об образовании думал только несколько законоучитель, но и тот приходил в школу редко. Правда, мальчиков в школе было немного: туда отдавались дети состоятельных родителей, а бедные были такого мнения о школе, что там ребята избалуются, да и нет у них таких излишков, чтобы давать учителям подарки. Но как бы то ни было, школа существовала, мальчики ходили туда ради шалостей, а по выходе оттуда кое-как умели писать и мало-мальски знали арифметику. Поступил Петр Саввич учителем, растолковал ребятам ласково, как он будет учить их, а начал обучение лаской, за что ребята полюбили его и охотно стали учиться. К арифметике он добавил геометрию, историю и географию, и эти предметы не заставлял он силой учить, а кто желает; однако пожелали все, так что он затруднился на счет книг, купить которые заводское начальство отказалось. Все шло хорошо: но в первый же год заводский приказчик, заведовавший школой, бывши в школе, приказал Петру Саввичу, чтобы родители учеников принесли по рублю денег на книги. Зная очень хорошо, что книги обязана покупать главная контора, так как на содержание школы господином назначена известная сумма, Петр Саввич возразил, что он этого исполнить не может, так как большинство родителей люди бедные и им дорога каждая копейка.

– Разве шустера беднее меня? Разве я не вижу каждый день пьяных? Молокосос! – закричал приказчик.

– Позвольте мне исполнить сбою обязанность: я здесь хозяин, а вы зритель.

– Что такое? Ты, свинья, ты эдак грубить? – И приказчик ударил по щеке Петра Саввича. Тот не выдержал и сам ударил по щеке приказчика.

Приказчик рассвирепел, ребята тряслись от испуга. Потребовал приказчик розог, чтобы выстегать учителя, но розог в школе не было.

Потребовали Петра Саввича к управляющему заводом. Он объяснил, в чем дело; тот сказал: «Не твое дело! коли тебе приказывают, ты должен исполнять». И положил такую резолюцию на донесении главной конторы: «Учителя Курносова за нанесение побоев заводскому приказчику в школе наказать в школе же розгами двадцатью пятью ударами». Так учителя и выстегали в школе в присутствии всех учеников и приказчика…

С этих пор ребята с недоверием стали смотреть на своего учителя, и так как он был смирный, розгами никого не драл, то они перестали заниматься делом, и если он кого-нибудь ставил на колени, то тот называл его «стеганым учителем». В другой раз тот же приказчик заметил в училище геометрию. Смотрел он в книгу долго, ничего не понял.

– Это что ж? меня, кажись, таким фитулинам не обучали. Что это за арцы!

– Это геометрия.

– Бесовская книга. Хорошо! – И приказчик унес книгу, а на другой день потребовали учителя в главную контору.

– Ты каким предметам обучаешь мальчиков? – спросил управляющий.

Петр Саввич сказал.

– Знаю. Геометрия вещь хорошая, но какое ты имеешь право без моего, понимаешь, без моего разрешения, преподавать ее? Разве мальчишки должны знать все? Это для нас, понимаешь, для нас, для дворян, эта наука существует.

– Я понимаю по моему убеждению так, что эта наука развивает.

– Молчать! И если еще будешь преподавать какую-нибудь науку – в рудники сошлю. Взяточник, мерзавец…

– Позвольте, – начал было Петр Саввич; но управляющий встал с кресла и крикнул:

– Под арест на неделю!!

С этих пор у Петра Саввича отпала охота учить детей, и он стал проводить время то на фабриках, то в избах рабочих, не проповедуя им что-нибудь, а просто ради препровождения времени. На фабриках он учился, в кузнице помогал лошадей подковывать и высказывал, что гораздо лучше бы было, если бы его обучили какому-нибудь мастерству, – «а то сделали из меня учителя и не дают учить как следует». А так как рабочие в компании непременно пьют водку, а за неимением водки пиво, настоянное на русском табаке, который придает пиву дурман, то и Петр Саввич сначала пробовал ради компанства, а потом стал выпивать помногу и в пьяном виде часто приходил в экстаз, т. е. начинал составлять различные планы, что он сочинит самому генералу прошение, в котором опишет все плутни заводского начальства, и завирался до того, что начинал говорить стихами, что до слез смешило рабочих, и они стали называть его не иначе как стихоплетом.

А так как школу бросить было нельзя, потому что надо получать