«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

Тече, у них была уже тройка рыжих лошадей. Были коровы, птица и чуть ли даже они не засевали немного овса для лошадей на арендованной у кого-то из кресьян земле. Общее впечатление было такое, что они акклиматизировались в Тече, вросли в неё и стали теченскими жителями.

Сначала они имели квартиру в Мироновском доме: дом этот был двухэтажный, с хорошим пристроем, пустовал, так как хозяев было всего двое, а главное он по своей структуре отвечал требованиям «господской» жизни – в нём можно было выделить комнату и для кабинета, и для столовой, и для спален – для взрослых и детей, и зал, и канцелярию. Одним словом, устроиться с удобством. Вот почему, все приезжие в Течу начальники начинали квартировать именно с этого дома.

Потом Стефановские переехали в Сильвановский дом, который был удобнее в смысле расположения комнат, а также и расположения «служб», т. е. хозяйственных построек. Здесь они оказались соседями теченского диакона Алексея Ивановича Игнатьева. Как-то получалось так, что соседство получилось удивительно дружным, гармоничным. Ни к кому другому в Тече не было такого тяготения у Стефановских, как к семье диакона. Особенно любимцем их в полном смысле этого слова был второй по возрасту сын диакона – Алексей. Алёша был одного возраста с их старшим сыном Сашей, и они дружили, но это не было главным, на чём основывалась их симпатия к нему, а главное им нравился его весёлый характер и манера непринуждённого отношения к другим. Между семьями установились интимные отношения. Так, позволялись взаимные шутки, например: известно, что к Стефановским этой ночью должен приехать сын Саша и они ждут. От Игнатьевых бегут с колокольцами, как бы подъезжает Саша, раздаётся крик: тпру … Стефановские выскакивают из дома … никого нет. Так же проделывали и Стефановские. Милые шутки детских лет! У Стефановских кучер в отъезде: некому запрягать лошадь, чтобы съездить за водой. Приходят за кем-либо из диаконовых мальчиков за помощью. Если что-либо нужно диаконским, шли к Стефановским. А вот к протоиерею душа не лежала. Ребята дружили – отцы нет. Злобы или чего-либо подобного не было. Не было контакта. Для Стефановских-родителей не приемлем был своеобразный характер и стиль отношения к другим о[тца] протоиерея. Протоиерей это знал и держался в отдалении, официально. Но в пределах официальных отношений всё было спокойно, корректно.

У Стефановских было двое детей, причём по возрасту между ними был большой интервал: когда старший Александр закончил в Екатеринбурге гимназию, младший – Михаил был ребёнком трёх-четырёх лет. Почему так получилось не известно.

Павел Александрович был в возрасте, примерно, 45 лет, когда они переехали в Течу. Он был удивительно сердечным человеком, простым и доступным. В его отношениях к другим совершенно не чувствовался чиновник, начальник. Никогда не слышно о том, чтобы он проявил какую-либо грубость или злобу к кому-либо по службе. Не было слышно, чтобы у него были какие-либо инциденты по службе. Нельзя было его представить и грубым в семье. Любил шутить. Так, у нашей младшей сестры – Юли – были чёрные глаза, и он всё шутил над ней: «ты опять не вымыла глаза – они у тебя чёрные». Она сначала принимала шутку в серьёз и спрашивала утрами у матери после умывания: промыла ли он глаза. Павел Александрович не любил носить форму, скажем, фуражку с кокардой, мундир. Только раз его видели в официальном одеянии – в день коронации, когда на церковной площади было собрание вроде митинга, и он явился на него в какой-то треуголке на голове, в мундире со шпагой. Обычно он был одет в штатское и имел вид благообразного барина, спокойного, уравновешенного, без претензий на величие и начальственный вид.

Жена его – Елизавета Ивановна – была человеком другого склада: она держала себя величественно, у ней было стремление властвовать, командовать другими. Её звали земчихой. В этом названии было какое-то созвучие со словом Салтычиха. Да, пожалуй, не только простое созвучие было в этих словах, но и некоторое сходство, но не больше, чем у тени с натурой: властность – вот это, пожалуй, с родни. К чести Елизаветы Ивановны нужно, однако, сказать, что свою потребность властвовать, командовать она направила на благородные цели быть меценатом молодых талантов: открывать их, организовывать, направлять. Здесь она была настойчива и непреклонна: если она поставит себе какую-либо задачу, то добьётся, подчинит своей воле. То, что в Тече летом можно сказать регулярно ставились спектакли; что было для этого приспособлена школа; что в ней была устроена сцена; что были сделаны декорации и, наконец, то, что труппа артистов была организована и при всей тенденции иногда развалиться, но не развалилась – во всём этом её заслуга, её энергия, её воля. Она же, когда в Течу приезжал ансамбль певцов-семинаристов, сделала всё, чтобы таланты их блеснули во всю: она устроила для них у себя вечер; она устроила их концерт. Молодые люди Течи не скучали на каникулах: устраивались прогулки, пикники, катанья на тройках – во всех этих мероприятиях действовала её рука. Вела себя она величественно. Если она приходила в церковь, то обязательно становилась за перегородку около алтаря. Протоиерей морщился, но … молчал. Особенно она бывала величественной, когда в Течу приезжал губернатор. Она знала тонкости обращения с высокопоставленными людьми. Зато и вознаграждалась за это. Не забыть, как в Течу приезжал губернатор Наумов. Был воскресный день. Губернатор шествовал в церковь под ручку с Елизаветой Ивановной. Разве это не импонировало её стремление к величию? О, в этот момент [она] была на высоте своего положения: она гордо шла в полном сознании своего величия. Величие везде – дома, в обществе, на вечерах – её девиз. Дома – она барыня, в обществе – земчиха, на вечерах – она гранддама. Не командовала ли она над Павлом Александровичем? Этого не замечалось, но приходилось видеть, как она похищала его функции, правда, её подталкивали на это. Однажды Павла Александровича дома не было, а пришёл старшина и спрашивал, как поступить с одним преступником, она сказала: посадить в каталажку.

Летом в гости к ним приезжала сестра Е. И. – Вера Ивановна. Она работала в Шадринской городской библиотеке, была одной. Очевидно, в жизни часто встречаются различия между сёстрами, если в литературе это тоже отмечено, например: у А. C. Пушкина – Татьяна и Ольга, у И. А. Гончарова – Вера и Марфинька. Между Е. И. и Верой Ивановной было не меньшее различие в характерах: насколько одна была, можно сказать, помешана на величии, настолько другая была проста и