Политические сочинения. Том I. Личность и государство - Герберт Спенсер

Из этого делают вывод о том, что люди не в состоянии распознать недостатки того метода обучения, который им пришлось испытать на себе; но даже если бы это им удалось, они столкнулись бы с крайними затруднениями при попытке их исправить. Если мы признаем истинность этих умозаключений, то останется один-единственный момент, на основании которого можно будет защищать государственное образование – а именно предположение о том, что оно никогда не потребует никаких реформ; однако это равносильно утверждению о том, что мы в настоящее время достигли вершин умственного развития, должным образом выяснили относительные достоинства различных видов информации и готовы предложить самый совершенный вариант интеллектуального обучения; что мы имеем полное право решать не только за себя, но и за будущие поколения, какие сферы познания обладают наибольшей ценностью и каковы наиболее оптимальные методы воспитания, и что, в совершенстве овладев философией разума, мы получили все основания для того, чтобы в этом вопросе диктовать свою волю грядущим поколениям. Поистине чрезвычайно разумное предположение!

Даже при допущении, что все прочие соображения приводят нас к благоприятным ответам, все равно следует всерьез задуматься: какие у нас имеются гарантии того, что запланированные полезные результаты будут реализованы в грядущих веках? Откуда нам знать, что все пороки и извращения, которые никогда не удавалось изгнать из общественных институтов даже самыми продуманными мерами, на какие только способен человеческий разум, не проявятся в них снова, обращая в ничто предполагаемые выгоды? Удовлетворительного ответа на эти вопросы не существует. Однако, не боясь ошибиться, можно утверждать, что недостатки и злоупотребления постепенно дадут о себе знать, невзирая на самые тщательные предосторожности, призванные их исключить – невзирая на все наши попытки разумно организовать эти институты. В качестве примера можно снова сослаться на опыт церкви. Наши реформаторы-протестанты едва ли подозревали о том, что механизмы, которые они пытались задействовать в защиту своей религии, со временем превратятся в орудие политической борьбы, в инструмент для вымогательства, в неявный способ обеспечить себе комфортабельную жизнь, при всей своей кажущейся чистоте прогнивший внутри и насквозь мирской. Правда, у них перед глазами были вопиющие злоупотребления низвергнутой ими церкви, и они пытались принять меры к тому, чтобы не допустить повторения подобных напастей. Сопутствовал ли им успех? И можем ли мы рассчитывать на лучший результат? При внедрении системы государственного образования можно быть увереным в том, что не успеет век подойти к концу, как у нас появятся образовательные синекуры, совмещение должностей, иногородние преподаватели, высокооплачиваемые директора и полуголодные учителя, богатые инспекторы, покровители со стороны, продажа должностей и прочие бесчисленные пороки, аналогичные тем, что наблюдаются в нашей национальной церкви; в конце концов весь этот институт вслед за его представителями превратится в сферу аристократического патронажа. Поистине, если даже христианство, самое сильное из всех нравственных противоядий, не сумело сохранить чистоту, при всей своей способности к самозащите, то какие мы имеем основания ожидать, что останется свободным от скверны институт, не имеющий собственных аналогичных средств для обороны от таких же искушений? Какой толк говорить, что люди никогда снова не допустят подобных беззаконий? Ведь точно так же, по всей вероятности, думали основатели нашей государственной церкви. Однако люди допустили все это – они имели возможности для предотвращения злоупотреблений, но никогда ими не пользовались, и у нас нет никакого права полагать, что то же самое не повторится в будущем.

Наконец, остается еще одно возражение – возможно, более сильное, чем все предыдущие. Те из защитников национальной системы образования, которые выступают за свободу совести или не желают, чтобы одни люди оплачивали привилегии, которыми пользуются другие, – одним словом, если они друзья гражданских и религиозных свобод, то обязаны исходить из предположения, что все члены сообщества, будь то ортодоксы или диссиденты, католики или евреи, тори, виги, радикалы или республиканцы, единодушно согласятся поддерживать любую систему, которая в конце концов будет учреждена.

Ведь если нам нужна действительно общенациональная система образования, ею должно управлять государство и финансировать ее из государственных фондов; последние пополняются за счет государственных доходов, а те складываются из налогов, которыми облагаются все – и те, у кого есть дети, и те, у кого их нет; в итоге все будут обязаны оплачивать содержание учреждаемого института вне зависимости от того, нуждаются ли они в нем или нет, одобряют ли они его или выступают против него. Многие будут в принципе отвергать государственное образование так же, как отвергают государственную церковь. Кто-то будет не согласен с набором преподаваемых предметов, кто-то – с методами преподавания. Одному не понравится, как поставлено моральное воспитание, другому – интеллектуальное воспитание. Кого-то не будут устраивать частности, кто-то будет протестовать против всей системы. Будет ли справедливо или разумно заставлять этих людей тащить на себе обузу института, который не приносит им никакой пользы? Конечно, нет. Каждый аргумент, используемый религиозными нонконформистами с целью доказать, как несправедливо требовать от них поддерживать те учения, которые им невыносимы, или отдавать деньги на те богослужения, которые они не посещают, равно применим и в том случае, когда людей вынуждают участвовать в финансировании образовательной системы, несовместимой с их принципами, и заставлять их платить за обучение, которое не нужно ни им, ни их детям. В первом случае целью является распространение религиозных знаний, во втором – распространение светских знаний; и было бы затруднительно указать, как это различие может сказаться на праве выражать свое несогласие.

Прежде чем покончить с этой темой, имеет смысл заметить, что наше государство, вместо заботы о том, чтобы люди получали образование средствами, неподконтрольными им, несомненно, было бы только радо взять задачу обучения в свои руки; и мы можем достаточно точно предсказать, какие тенденции будут присущи такому образованию. Едва ли стоит ожидать того, что будут поощряться смелое и независимое мышление, оригинальность мысли, решительное отстаивание своих принципов и прочие подобные качества. Зато будут старательно насаждаться преклонение перед авторитетами, крайнее уважение к вышестоящим и слепая вера в мнения великих ученых умов. Что же касается религиозного образования, то можно предвидеть, что основное внимание будет уделяться таким добродетелям, как смирение и покорность, а на все остальное уже не останется времени; наконец, мы можем быть вполне уверены, что учителя приложат все усилия к тому, чтобы внедрить в сознание учеников все важные и фундаментальные принципы нашей религии, такие, как: «Да будет каждая душа покорна верховной власти»; «Да не ослушается слуга своего господина»; «Учись довольствоваться тем