Полдень XXI век 2005 № 03 - Самуил Аронович Лурье

— Шутик, шутик, поиграй и отдай! — процедил он, нечеловеческим усилием воли смирив соблазн сразу же прибегнуть к матерному ритуалу.

Выждав, взял одну из свечей, посветил под дощатое ложе. Нету.

Встал, включил лампочку. Туттут преспокойно лежал на топчане. И Глеб Портнягин заматерился всуе.

Дверь чуланчика приоткрылась.

— Воюешь? — насмешливо полюбопытствовал старый чародей, окидывая зорким оком спиртовку, свечи, туттут, задрапированное оконце, магические знаки на полу, меловой круг и лежащую посередине финку с наборной рукоятью.

— А чо она! — в остервенении проговорил Портнягин.

— Она? — опешил колдун. — Барабашка? Они ж бесполые!

— Его счастье! — проскрежетал доведённый, видать, до белого каления ученик. — Оторвать нечего, а то бы…

— Опять спрятал что-нибудь?

— Всю медитацию мне сломал! — Глеб задул свечи, погасил спиртовку, сорвал одеяло с окна. — Весь расслабон…

— А чего ты хотел-то? Финку, что ли, на остриё поднять?

— Ну!

— Так вроде уже…

Портнягин обернулся. Холодное оружие стояло отвесно в центре мелового круга — и даже не покачивалось.

— Брысь! — рявкнул Глеб.

Финка упала со стуком.

— Вот ведь дёрнуло меня… — гневно отфыркиваясь, ученик чародея швырнул одеяло на топчан. — Пожалел дистрофика… Нет, но за неделю так обнаглеть, а? Подыхал ведь… А теперь, глянь, отъелся на наших угланчиках — щёки из-за спины видать!

— Щёки? — прыснул колдун. — Откуда?.. Не щёки это, Глебушка, это у них ощущалки такие. Два пузыря, как у лягушки: надует — и всё ими чувствует. Да-а, братец ты мой, — с удовольствием продолжал он. — Прикормил калачом — не отбить кирпичом. Так-то вот… Ну да не кручинься. Шутик твой вроде из перелётных. До октября пошкодит, а там и на юг махнёт… в горячие точки…

— До октября?! — ужаснулся Портнягин. — Да я его в святой воде утоплю до октября! Своими руками!.. — Устыдился, поднял с пола нож, положил на тумбочку. — Может, отнести подальше в астрал да оставить? — понизив голос, озабоченно предложил он.

— Попробуй, — одобрил колдун.

Бородёнка у Ефрема Нехорошева произрастала реденько, поэтому спрятать в ней ухмылку было крайне затруднительно.

* * *

Неизвестно, привёл ли Глеб свою угрозу в исполнение, но, судя по его день ото дня мрачнеющей физиономии, привёл, и не однажды — разумеется, каждый раз при возвращении обнаруживая в чуланчике всё того же Шутика, успевшего вернуться раньше.

Старый колдун Ефрем Нехорошев (сам забавник не хуже барабашки) с наслаждением истинного ценителя наблюдал за развитием непростых отношений воспитанника и приёмыша. Его-то вся эта история, можно сказать, не коснулась. Учёная хыка быстро поняла, что Шутик свой, однако тот, наученный горьким опытом, в комнату кудесника по-прежнему даже и дрыхальца сунуть не смел, предпочитая бедокурить в тесных пределах Глебовых владений.

Так продолжалось около недели. А потом что-то вдруг изменилось. Старый колдун почуял это сразу. Портнягин уже никого не сулил утопить в святой воде, да и сдавленного мата за гипсолитовой переборкой больше не слышалось.

— Помирились, что ли?

— А чего ссориться? — невозмутимо отвечал Глеб. — Нормальная зверушка…

— Не прячет больше ничего?

— Ну так возвращает же…

Наставник мудро ограничился кивком.

И правильно сделал. Загадочной молчаливости Глеба хватило ненадолго.

— Знаешь, Ефрем… — признался он ни с того ни с сего. — А память-то у меня, оказывается, хреновенькая была…

Признание прозвучало неожиданно, поскольку самокритичностью Портнягин не отличался никогда.

— Ну-ка, ну-ка… — с живым интересом поворачиваясь к ученику, подбодрил колдун.

— Достал он меня, — честно сознался Глеб. — Аж зажлобило! Дай, думаю, и я над ним приколюсь. Говорю: «Шутик, шутик, поиграй и отдай…» А всё на месте, ничего не пропадало, прикинь…

— Та-ак… И что?

— Поворачиваюсь, смотрю: лежит на тумбочке сотик — месяц назад на проспекте спёрли… Я опять: «Шутик, шутик, поиграй и отдай!» Приносит цепочку — мне её однажды на Чумахлинке друганы утопить помогли. И началось… Вот не поверишь: что пацаном посеял — всё нашлось. Прямо в чуланчике!

— Я гляжу, богатый ты был пацан, — заметил наставник, кивнув на украсившие запястье Глеба дорогие наручные часы. — Неужто бабушка подарила?

Портнягин замялся.

— Вот насчёт «ролекса»… — удручённо молвил он. — Насчёт «ролекса», Ефрем, чепуха какая-то получается… Ну не было его у меня, не помню! Может, кто другой потерял?..

РЫБЬЕ СЛОВО

Рыбу не так-то легко поймать: рыба хитрая тварь — она не верит в справедливость.

Бертольт Брехт

Несмотря на то, что Соединёнными Штатами втайне сформирована, как говорят, специальная группа войск для защиты свободы и демократии от Божьего гнева в день Страшного Суда, успех этой затеи кажется крайне сомнительным. Чему быть, того не миновать.

Точную дату конца света вычислить никому не дано, однако, мнится, что, скорее всего, он выпадет на выходные. И когда прольются на землю гибельные чаши, и случится битва при Армагеддоне, и будут зачищены те, что со знаком Зверя, тогда с водохранилищ и затонов начнут помаленьку возвращаться любители подлёдного лова, так и не узнавшие, о чём говорили семь громов.

Заметив на обугленной почве обломки снятых печатей, оттиски копыт панцирной саранчи и нисходящий с небес лучезарный четвероугольный Иерусалим, новички, понятное дело, оцепенеют. Ветераны поведут себя спокойнее. Народ тёртый, многое повидавший. Сколько раз уже уходили они на рыбалку при тоталитарном режиме, а возвращались при демократическом! А сколько раз наоборот!

Новичок Корней Челобийцын был из возрастных да поздних. Ему бы по дому что смастерить, пивка попить, с женой у телевизора посидеть. На лёд его сманил сосед Викентий по кличке Дискобол: толстый, шумный, неопрятный, вдобавок неутомимый враль, за что и был столь унизительно прозван. Водкой не пои — дай подбить кого-нибудь из знакомых на совместную авантюру. Одному-то, чай, скучно! И хотя любой знал заранее, что связываться с Дискоболом — себе дороже, тем не менее попадался вновь и вновь. Цыганский гипноз, не иначе.

Пробный выход по перволёдью обернулся для Корнея отмороженной скулой и лёгким вывихом ступни. До конца ему озлобиться помешали новизна впечатлений и приятное открытие, что сам-то Викентий, оказывается, лишь хвастать горазд, а на деле рыбак… Как это говорится? Непоимистый? Неуловистый? Хреновенький, короче.

«Съезжу ещё раз — и обловлю», — решил Корней.

Этого требовали скула, ступня и жажда справедливости.

* * *

Добраться до Слиянки можно было одним способом: пролегала туда ржавая железнодорожная ветка, по которой временами ковыляла грузовая самодвижущаяся платформа, принадлежащая Андрону Дьяковатому.

Зимой она обрастала дощатыми стенками и потолком, и всё же окочуриться в ней было проще простого. Поэтому, выбравшись из навылет просвистанной заиндевевшей хибары на колёсах, рыбаки сразу устремлялись в «грелку» — ветхое