Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - Карл Густав Эмиль Маннергейм

Почувствовав, что официальный визит главы Финского государства окажет хорошее влияние на отношения между Финляндией и Швецией, я ответил, что с благодарностью принял приглашение его величества. Я поручил нашим дипломатическим представителям в Копенгагене и Христиании (Осло) осторожно сослаться на шведское приглашение в надежде, что монархи Дании и Норвегии решат последовать примеру короля Швеции. Вскоре я имел удовольствие получить приглашение их величеств посетить также столицы Дании и Норвегии.

10 февраля я покинул Стокгольм со свитой, состоящей из министра иностранных дел Карла Энкеля, главнокомандующего армией генерал-майора Вилкама, главнокомандующего ВМФ контр-адмирала барона Индрениуса, главы регентского гражданского кабинета К.В. Холма и моих адъютантов. Также в качестве секретаря министра Энкеля был включен первый секретарь Министерства иностранных дел Г.А. Грипенберг. Плавание совершалось при крайне неприхотливых условиях на потрепанном ледоколе «Тармо», в котором он находился в конце войны и никак не представлял собой прогулочную яхту для регента государства и его свиты. Многое можно сказать о старом добром «Тармо», но он был широк и устойчив, и если бы нам на пути встретилась ледяная преграда, то не пришлось бы опасаться потери драгоценного времени.

Чудесным зимним днем на подходе к Стокгольму «Тармо» встретила моторная лодка с генерал-лейтенантом Б. Мунком и генерал-майором К. фон Эссеном на борту, которые представились как мои конюшенные и оказали мне официальный прием. Историческая, исполненная традиций королевская барка «Вазаорден» находилась на ремонте, так что им тоже пришлось довольствоваться более простым судном, безусловно более соответствующим стилю «Тармо». Вскоре после этого король Густав пожал мне руку и представил других членов королевского дома и сопровождающих его высокопоставленных лиц. Почетный караул лейб-гвардейского полка «Швеция» в медвежьих шкурах выглядел великолепно, а во время короткой поездки в открытом экипаже, в котором сидели его величество и я, нас сопровождал целый эскадрон конных гвардейцев. Через несколько минут мы подошли к ступеням замка, и меня провели между двойными шеренгами гренадеров, тоже одетых в медвежьи шкуры, и гвардейцев в форме эпохи Карла XII с длинными кавалерийскими мечами, которыми можно как рубить, так и колоть, в отведенные для меня комнаты.

Когда вскоре после этого я отправился к его величеству, он вручил мне орден Серафима с красивой бледно-голубой лентой и маленькими ангельскими головками. Я выразил благодарность за эту честь и попросил его величество принять Большой крест Белой розы Финляндии на цепи[37].

Затем король перевел разговор на различные современные скандинавские проблемы и сам затронул вопрос об Аландах. В ходе беседы я заметил, что мы, финны, по-прежнему считаем Аланды частью Финляндии, как это было всегда. Это, однако, не меняло того факта, что Швеция имела право требовать безопасности для своей столицы, включая соответствующие гарантии, что с Аланд как базы не может быть совершено нападение на Стокгольм и Швецию в целом. Поскольку неукрепленные Аланды представляли бы такую же большую опасность для Швеции, как и для Финляндии, защиту группы островов мы должны разделить между собой. Я заявил о готовности использовать свое влияние, чтобы гарантировать, что Швеции будет предоставлено разрешение на укрепление и заселение одного или нескольких небольших островов Аландского архипелага в качестве наблюдательных пунктов. Король, однако, посчитал, что это будет равносильно военному союзу, и отметил, что Швеция никогда не сможет на это пойти. Я ответил, что не рассматриваю это в таком свете и что я сделал это предложение исходя из того, что такое решение будет также отвечать интересам Швеции. Я добавил, что убежден, что широкие полномочия, предоставленные главе Финляндского государства конституцией 1772 года, позволят мне довести этот план до конца. Наш главный интерес заключался в том, чтобы навсегда рассеять плохое впечатление, возникшее в связи с аландским вопросом. Король перевел разговор в другое русло, после чего был подан обед в присутствии лишь нескольких человек.

Днем я принял премьер-министра Идена и министра иностранных дел Хельнера в присутствии министра Энкеля и нашего представителя в Стокгольме, советника Алексиса Грипенберга. В ходе долгого обсуждения вопросов, представляющих актуальный интерес, я сослался на предложение по решению Аландской проблемы, которое высказал королю, подчеркнув преимущества, которые, по моему мнению, это соглашение будет иметь для Швеции. Однако по отсутствию интереса, проявленного моими собеседниками, я понял, что они уже были проинформированы о моем разговоре с королем.

Вечером король устроил в замке государственный банкет, сервированный в галерее Карла III. Чрезвычайно длинный стол украшали знаменитые густавианские и бразильские сервизы и множество цветов.

Во время ужина его величество встал и произнес речь, приветствуя меня в своей стране и обращая внимание на прочные узы дружбы, связывающие Финляндию и Швецию. Он надеялся, что теперь, когда Финляндия заняла свое место в рядах свободных народов, она, учитывая свои культурные и политические традиции, сможет принять участие в сотрудничестве скандинавских народов, которые последние судьбоносные годы еще сильнее сблизили в сохранении своих общих интересов.

В конце выступления прозвучал государственный гимн Финляндии, после чего я ответил на приветствие его величества. Я сказал, что народ Финляндии с радостью воспринял выраженную его величеством надежду, что они смогут принять участие в сотрудничестве Скандинавских стран.

Тон буржуазных газет выражал дружбу, доброжелательность и понимание, и они тоже отмечали, что наше вступление в круг скандинавских народов было столь же желанным, сколь и естественным. В статье одной ежедневной газеты, которую я прочитал с особым удовольствием, открыто признавалось, что «Швеция в долгу перед человеком, которому, помимо всего прочего, выпала честь остановить волну варварской агрессии с востока». Эти слова были тем более приятны, что послужили желанным ответом на протесты радикального левого крыла, резко диссонирующие с сердечными комментариями остальной прессы.

В ночь на 13 февраля, как раз перед моим отъездом в Копенгаген, я заболел лихорадкой, и мой врач запретил мне путешествовать. Король навестил меня, попросил не волноваться и оставаться во дворце, пока не поправлюсь. Я поблагодарил его величество за внимание, но ответил, что уже принял решение переехать в «Тармо». Это упростило бы подготовку к моему возвращению, если бы мне стало хуже.

В течение двух дней, пока я лежал в постели, из Копенгагена постоянно поступали запросы о времени моего возвращения, к которому все было готово.

Хотя я выздоровел лишь наполовину, но решил поехать в столицу Дании на специальном поезде, который был предоставлен в мое распоряжение. Утром 18 февраля на главном железнодорожном вокзале Копенгагена меня встретил король Кристиан X и отвез в замок Амалиенборг. Королевскую карету сопровождал красивый эскадрон гусарского полка, а также шайка хулиганов, которые забрасывали меня снежками, что, разумеется, не было