Острова - Григорий Михайлович Кружков

охотники находили экскременты оленя — и таковые на серебряном подносе, украшенном травой и листьями, подносили королю, чтобы он по их величине и форме (sic!) определил, матерый ли олень и достоин ли его монаршего внимания, — и до последнего момента, когда король (или королева) подъезжал к поверженному оленю, спешивался и лично (это была его прерогатива) казнил его отсечением головы, пока слуга держал под уздцы королевского коня.

Все это прекрасно изложено в стихах и в прозе у Джорджа Тербервиля в книге «Благородное искусство оленьей охоты» и столь же наглядно изображено на портрете Пика. Смысл картины в том, что Генри, вне зависимости от его юных лет, полноценный принц и наследник трона, готовый достойно справиться со своими мужскими и монаршими функциями истребления королевской дичи и королевских врагов.

Рубить или не рубить — вот в чем вопрос. В 1603 году, когда Роберт Пик написал эту картину, скончалась королева Елизавета (и вместе с нею — блестящий елизаветинский период английской литературы). На трон взошел Иаков I, шотландский племянник, новая метла, которая, как известно, чисто метет. Одним из первых, кого она замела, был сэр Уолтер Рэли, солдат, мореплаватель, философ, поэт и историк, в 1580-х годах — капитан дворцовой гвардии и фаворит королевы. У Рэли нашлось достаточно врагов, в том числе и в Тайном совете, чтобы бросить его в Тауэр, обвинить в государственной измене (а то в чем же!) и приговорить к смерти. Под знаком этого приговора, неотмененного, но как бы отложенного на неопределенный срок, он и прожил в Тауэре более десяти лет. Взглянем снова на картину Роберта Пика. Олень — это Уолтер Рэли, удерживаемый за рога Тайным советом во главе с его председателем Фрэнсисом Бэконом, принц с поднятым мечом — королевское «правосудие». Каждый день, просыпаясь, Рэли видел над собой обнаженное железо и гадал, будут сегодня голову рубить или пока вложат меч в ножны. Такая вот двусмысленная картинка.

Всякому посетителю Тауэра первым делом показывают башню Рэли справа от входа в крепость. Здесь он занимался, писал свою фундаментальную «Историю мира», преподавал принцу Генри науки. Да, да — именно этому мальчику с мечом, принцу Уэльскому. Государственному преступнику было доверено учить наследника трона — ситуация пикантная! — но, видимо, не так много было в Англии голов такого класса, как у Рэли. Более того, когда в 1612 году за принцессу Елизавету посватался какой-то не то испанский, не то итальянский принц, именно к Рэли обратился король за советом, выгоден ли Англии этот брак. И тюремный сиделец, десять лет, как говорится, света Божьего не видевший, сочинил для короля Иакова целый трактат, в котором исчислял всех родовитых женихов в Европе и все родственные связи между царствующими домами, и после исчерпывающего геополитического анализа приходил к выводу, что брак с этим принцем невыгоден, а лучше всего выдать девушку за немецкого князя Фридриха, пфальцграфа Палатинского. Самое смешное, что арестанта послушались: отрядили послов, сговорились и выдали принцессу за Фридриха! Свадьбу праздновали пышно, эпиталаму для новобрачных сочинял сам преподобный доктор Джон Донн, поэт и проповедник. Под шумок, видимо, отравили принца Генри — ну с чего бы восемнадцатилетний абсолютно здоровый парень вдруг умер на свадьбе собственной сестры? Вся английская история могла пойти по-другому, если бы умница Генри, ученик Уолтера Рэли, наследовал трон. Но Генри умер, и трон в конце концов занял слабовольный Карл, разваливший королевство и кончивший свои дни на эшафоте.

Принц Генри умер, и за жизнь Уолтера Рэли никто бы теперь не дал ломаного гроша. Он сделал последнее отчаянное усилие вырваться из смертельных пут — соблазнил-таки короля золотом Эльдорадо, добился экспедиции и отплыл в Гвиану добывать для короны сокровища. Но из этого предприятия ничего не вышло, и по возвращении в Англию в 1616 году Рэли отрубили голову: даже и судить не стали, а просто припомнили, что казни, к которой его когда-то приговорили, никто, собственно говоря, не отменял.

Итак, сабелька эта, что мы видим на картине, все-таки упала. Провисев, правда, тринадцать лет.

Может быть, одной из причин, по которой король Иаков не залюбил Рэли, было то, что король был шотландец, то есть заведомый враг лондонских беспутств и вольнодумства. Он явился в Лондон искоренить дух ереси и разврата. Скажем, Иаков самолично написал (и издал) книгу против табакокурения, а Уолтер Рэли не только был заядлый курильщик, но, как говорят, и завел эту моду в Англии. Не он ли, кстати, написал и анонимные строфы «О душеспасительной пользе табачного курения»?

Сия Индийская Трава

Цвела, пока была жива;

Вчера ты жил, а завтра сгнил:

        Кури табак и думай.

Взирай на дым, идущий ввысь,

И тщетности земной дивись;

Мир с красотой — лишь дым пустой:

        Кури табак и думай.

Когда же злак сгорит дотла,

Останется одна зола.

Что наша плоть? Золы щепоть.

        Кури табак и думай.

Уолтеру Рэли приписывают распространение в Англии не только табака, но и картофеля. Что вы хотите — легендарная фигура. Каких только о нем вещей не рассказывают — и романтичных, и неприличных. Поведение Рэли на эшафоте поразило своим мужеством даже видавших виды лондонцев. Он вел себя так, как будто это было уже сотое представление. Даже на дурацкое замечание палача, что его голова на плахе обращена «неправильно», Рэли хладнокровно ответил: «Голова — не важно; главное, чтобы душа была правильно обращена».

Что жизнь? Мистерия людских страстей;

Любой из нас — природный лицедей.

У матери в утробе мы украдкой

Рядимся в плоть для этой пьесы краткой.

А небеса придирчиво следят:

Где ложный жест, где слово невпопад,

Пока могила ждет развязки в драме,

Чтоб опустить свой занавес над нами.

Все в нас актерство — до последних поз;

И только умираем мы всерьез.

Шеймас Хини, с которым я познакомился в Москве в 1985 году, подарил мне свою книгу, надписав на ней строки из Рэли — концовку его знаменитого «Напутствия душе»: «Пусть каждый точит нож, но душу — не убьешь!» Почему он выбрал именно это? Ведь для ирландцев Рэли был солдатом Елизаветы, жестоким карателем, участником предательской бойни в Смервике. В стихах самого Хини он — олицетворение «странной любви» Англии к Ирландии: