Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

Вот это воцарившееся согласие, единство, крепнущая день ото дня дружба всё сильнее пугают наших охранников. Политических заключённых собрали в ужаснейших застенках, лишили даже самых элементарных прав, хотели сделать из них полулюдей, полуживотных, а они проходят школу единства, сплочённости и самосознания? Тюремщики не слепые, видят! Главную роль в этом отношении играют, конечно же, отсидевшие длительные сроки в сталинских тюрьмах заключённые! Прежде мучавшиеся среди воров, карманников, разбойников, наркоманов умнейшие люди – политические – после воссоединения с многочисленными молодыми отрядами борцов с советской властью почувствовали духовную свободу, духовное родство! Они делятся увиденным, в пух и прах громят слепые детские надежды на благосклонность советской власти. И что видит в итоге лагерное начальство: тюрьмы-то, похоже, превращаются в своеобразные университеты… Что делать? Как разъединить, отдалить друг от друга арестантов, собранных отовсюду ценой огромных усилий?.. Когда начнётся война, можно ли будет в одночасье уничтожить такой мощный кулак, состоящий из тысяч, миллионов сплочённых каторжан? В начале пятидесятых годов политические заключённые представляли из себя невиданную прежде, огромную силу…

Собранных за общим забором заключённых не держат подолгу на одном месте, перемещают по этапу, переселяют из одного лагеря в другой, изображают бурную деятельность, морочат голову. Каждый этап – сильнейшие лишения, верх унижений и притеснений! Да, если тебя, пообвыкшего на одном месте, немного забывшего о своём рабском статусе, обзаведшегося более или менее крепкими связями с земляками и единомышленниками, с треском вырывают из насиженного «уюта» и бросают в абсолютно незнакомую, чужую, чуждую обстановку, это – несчастье. Привычное место – это привычное место! Не то что в лагере, даже на Чёрном озере, переселяясь из одной камеры в другую, я испытывал неудобства. Если переселяют – то помимо твоей воли, твоего желания! Переселение – это один из способов подавить твой дух, унизить.

Но для разрушения молчаливого единства заключённых одной такой меры мало! Правда, арестанты ещё не во весь голос говорят о единении, о взаимопомощи на основе создания объединений, однако многие из них чувствуют, что они не одни, каждый нашёл для себя близкого по духу человека, один из примеров этого: сейчас практически не осталось таких, кто ест в одиночку. Во время еды, когда каждый делится с соседом драгоценной пищей, работают не только язык и челюсти, но и разум. Не знаю, следило ли лагерное начальство за тем, кто с кем делился едой, но оно не могло не знать о том, что совместная трапеза – мощная сплачивающая сила! Надзиратели не могли не видеть, как арестанты день ото дня раскрываются всё больше и больше, как всё более смелыми становятся их мысли и высказывания. Я не берусь утверждать, что объединение политических заключённых зародилось именно в Казахстане, возможно, в других областях, в которых я не был, это обновление началось раньше, но на момент моего прибытия в лагеря арестанты уже не были группой безропотных рабов со сломленным духом! Не были! Может, кто-то и не думал высоко и всеохватно, да что там думал, боялся даже впустить в себя объединяющие нас идеи, но общая судьба, одни и те же испытания вырвали с островков безразличия и бросили в бурлящее море политики. Совсем недавно отловленные по украинским деревням и окрестным лесам горячие, надменно-гордые парни, которых не сумели научить уму-разуму ни война, ни послевоенное лихолетье, оказавшись в лагерях для политических каторжан, прошли серьёзную школу жизни. Ни разу не выходивший в зоне на работу, косящий под придурка матрос Попов, прикрепив вырезанный из газеты орден Ленина, повязав на лоб белую тряпку с надписью «Смерть Сталину!», ходил по территории, гордо выпятив грудь. Иногда во время поверок он, выйдя на середину плаца, громко выкрикивал лозунг, написанный на налобной повязке. Не забывайте, шёл 1951 год! Грозное время скрытой от посторонних глаз борьбы Сталина со стремительно надвигающейся старостью, со смертью!

Лагерное начальство, вышколенные псы Берии115 нашли в итоге способы скрытной борьбы и в этом направлении. И даже добились некоторых успехов в претворении злокозненных планов…

5

Жизнь шире любых предписаний. Мораль – это нечто воображаемое, а жизнь – то, что существует.

Меша Селимович116, «Дервиш и смерть»117

Национальное чувство! В сотнях закоулках человеческой души есть ли более жаркое, более трепетное, более тонкое чувство, чем это?! Человек может и не уходить далеко от задворок дома, может ничего не знать о Достоевском, Куинджи, Веласкесе, Рабле118 и не отличать громоподобный бас Шаляпина119 от соловьиного тенора Собинова120, может ни разу не попробовать омаров-креветок, однако в каждом человеке заложен великий смысл, формирующий и укрепляющий душу, – Национальное чувство. Оно не может быть всегда одинаковым, неизменным, как таблица умножения, его нужно искать, прививать, лелеять, сохранять. Это должно осуществляться самим действующим государством и удостоверяющими его наличие и нерушимость национальным самосознанием, языком, песнями, обычаями и традициями. На чистом листе сознания младенца, услышавшего от любимой матери ласковое, задушевное обращение на родном языке: «Сыночек! Доченька!», прорисовывается первый национальный штрих, затем через глаза, уши и другие органы, через клетки кожи в чистый, как предрассветный родник, детский кровоток с каждым разом всё чаще будут проникать и всё глубже впитываться национальные чувства. Только тогда и рождается по-настоящему человек! Чем глубже проникнется человек постепенно овладевающим им национальным чувством, тем более несгибаемой будет его воля, шире кругозор и светлее горизонты, такой человек, вне всяких сомнений, вырастет настоящим патриотом. О-о, не смейте даже в шутку касаться национальных чувств, украшения любой души! Национальные чувства – это обоюдоострый нож, который может быть как благородным и хрупким, так и устрашающим и опасным! Каждый народ должен уважать душевные порывы, образ жизни и взгляды другого народа, принимать и понимать его ценности. На тонкостях национальных чувств часто и умело играют шовинисты, диктаторы, вероломные завоеватели. Некоторые печальные примеры нам ещё предстоит увидеть.

Каратели в СССР постоянно противопоставляли и нещадно стравливали между собой представителей многонационального рабского племени, громко именующегося «советским народом». Сотни раз опробованные по всей стране, подкреплённые опытом верных ленинцев методы – «противопоставления и натравливания» – добрались и до лагерей. Кровавые палачи мастерски «побаловались» национальными чувствами! Возьмём для примера Актас. В каждом лагере был полномочный представитель КГБ. В Актасе – «Сухостой». Забыл я его фамилию или не знал вовсе – это неважно. Глупейший мужик, но при этом жуткий русский шовинист подзывает к себе наиболее горячих русских парней и подначивает, играя на национальных чувствах: «Хи-хи, в роду Александра Невского да Суворова121 герои-то повывелись, оказывается! На наш век