Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

На второй, на третий день он подзывает к себе бандеровцев, ещё совсем недавно с оружием в руках воевавших против русских, не успевших забыть запах вражеской крови. За разговором о пустяках как бы между делом вставляет: «Что ж это вы, хлопчики, гарние молодцы! До сих пор подошвы москалям лижете?»

Раз спел эту кровавую песню, два, три! Не устаёт! Ни о чём другом не говорит. И эти мысли, эти проблемы-заботы чёрной-пречёрной змеёй, скользящей в чёрной ночи, заползли в не очистившиеся пока ещё от скверны души обречённых на чёрную судьбу парней из обеих групп. Когда нас привезли в лагерь, между тянущимися друг к другу, прежде мирно уживавшимися группами политических заключённых уже пролегла пропасть подозрения и неприязни, с каждым днём отдалявшая их. И опять я остался под прессом мучительных вопросов.

Молодости свойственно увлекаться. Увлечения могут привести как к хорошему, так и к плохому. Пройдя тюрьмы Свердловска и Петропавловска, я вроде бы порвал с увлечением молодости – мучительным поиском правильного пути. В душе я понял, что в пятидесятые годы единственно правильный путь – это путь в тюрьму или на каторгу, что истину, справедливость можно понять, лишь пройдя этими дорогами. Если возникали в пути сомнения, подозрения, то душа, ненасытно жаждущая только добра, разбрасывала все сомнения по-вдоль дороги. Каждый политический заключённый – родственник мне. Каждый сосланный из Украины-Прибалтики – мой единомышленник. Знаю, понимаю, из-за разного уровня развитости сознания многие не понимали, за что им уготована участь мученика-каторжанина. Повторяю ещё раз, тюрьма сближает и выравнивает людей, далёких друг от друга на свободе. Хочется сказать, что и в пересыльной тюрьме Карабаса мы были равными… Но в ту же секунду вспоминается цыган! Неравенство, противостояния были, просто моя молодая душа не хотела их замечать.

Прибыв в Актас, я не сблизился с тюремными приятелями, а отдалился. Самым первым я потерял Николая Градобоева. На прежнем месте схожие мысли, взгляды, выводы, надежды на будущее объединяли нас, поднимали над неприглядной действительностью, заставляя думать о высоком. В первый же день пребывания в Актасе всех раскидали по бригадам. О счастье! Градобоев попал в нашу бригаду! Николай вернулся в секцию уже затемно. И то ненадолго… Рот до ушей у парня, настроение приподнятое, обычно задумчивый взгляд лёгок и беззаботен. Он целый день бегал по делам, встретился с нарядчиком, поговорил с нормировщиком, подкупил кого-то бережно хранимыми рукавицами, которые вёз аж из самого дома… В итоге Градобоева перевели шофёром на кирпичный завод. Можно подумать, он птицу удачи за хвост поймал! Или ему скостили двадцатипятилетний срок… Молниеносно появился и так же быстро исчез.

Сегодняшним умом размышляю: почему же я обиделся на Градобоева?.. Может, и не было у меня причин-то для обиды?.. Что поделать, требуя от себя по максимуму, я и от друзей ждал того же! Раздражали меня, наверное, и невиданная прежде весёлость Николая, и его новая манера разговаривать, довольно потирая ладони и нетерпеливо притопывая. Может, мне не нравилось, что остальные друзья изменились буквально в считанные дни? Бог свидетель, моих попутчиков, с которыми вместе прошли непростую школу Карабаса, в Актасе словно черти подменили! Мишу Пермякова и понимаю, и недопонимаю. В Карабасе он не получил ни одной весточки от возлюбленной девушки-инвалида. А ведь он денно и нощно ждёт письма от неё! Письма! Миша согласен даже на пустой конверт… Когда Хохун избил его до полусмерти, я боялся, что Миша убьёт Хохуна… Странное всё же создание – человек! За мать отомстил, а за себя – нет… Убийство – обычное, можно сказать, дело в лагере. Вон два старика разругались, играя в шахматы, и один другому врезал кривой клюкой по «башне»! Да так приложился, что черепушку раскроил бедолаге, и тот падает замертво. Незамедлительно у всех стариков отобрали палки… Гостева и Шорохова вижу изредка, «хвостами» махнут мне и исчезают. Подолгу не видимся, а поговорить не о чем. Ровесники, неужели у вас в судьбе только одно запоминающееся событие было – убийство председателя?..

На Чёрном озере я встретил немало людей, которые оставили след в моей жизни. Легионеры, из арестованных во второй раз Анатолий Рязанов, инженер Кулешов… Репатрианты… Карабас остался в памяти фамилией Хуродзе. А остальные… В Актасе друзья, словно червивые яблоки, осыпались даже в безветренную погоду. А что было бы с ними, разразись ураган?

В лагерях тридцатых, сороковых годов социальное разделение считалось обычным явлением. Об этом рассказано в сотнях грустных воспоминаний. Политических заключённых денно и нощно изводили каторжным трудом, в дождь и снег, в условиях северного холода, в болотах-трясинах, лишив всех человеческих прав. Вдобавок ко всему ещё одно – придуманный коммунистами тяжелейший порядок: вместе с политическими содержали воров и бандитов всех мастей, «законников» и разбойников, собранных по всей России бездельников. Политические вынуждены были работать, выполнять норму и за себя и за весь этот сброд, так полюбившийся большевикам. Политическим – труд, блатные – спят да жрут. Более или менее «тёплые местечки» в лагере беспрекословно отдавались блатным. Столовая, хлеборезка, подсобное хозяйство – всё находилось в руках воров. Когда приходили посылки политическим, хозяин только успевал расписаться в получении, как тут же – хап! – её отбирали воры. Тюремное начальство, собирая в одном месте политических, понимало, что эти люди могут объединиться, сплотиться, превратиться в грозную силу. Организуя особые лагеря, тюремщики воспользовались проверенным методом: в особые лагеря Караганды они поселяют воров. Предпринявших две-три попытки побега предают военному трибуналу и, обвинив в страшном преступлении – «экономическом саботаже», навешивают им длительные сроки заключёния, по двадцать пять лет, воров-бандитов тоже украшают номерами. Однако день ото дня крепчающие бандеровцы быстро их отрезвили. Не успеет этап войти на территорию зоны, как бандеровцы, внимательно осмотрев новичков, отделяют блатных и пропускают их по мосту «тоньше волоса, острее бритвы». Многие отказываются входить на зону, протяжно мяукая, словно нашкодившие котята: «Начальник!» – мчатся на вахту, в руки чекистов. Их находят, матёрые бандеровские «штабисты» в мгновение ока откапывают чёрные воровские грехи, в таких случаях бандеровцы хватают «подсудимого» за руки, за ноги, раскачивают и бросают спиной на асфальт. После трёх-четырёх подкидок из носа и ушей вытекают струи крови, даже если останется живой, здоровым это вор уже никогда не будет, позвоночник у него или сильно травмируется или вовсе сломается. Видели, наверное, как перемещаются несчастные собаки со сломанными хребтами?.. Вор становится таким же. Подобные примеры, хотя и не желаем узнавать, но впереди ещё увидим.

Когда мы оказались в зоне, встретить этих неприятных типов можно было