Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

все народы в ней живут как в раю!» Хотел бы я знать, кто и с какой целью распространил по Китаю эту провокацию. Наслушавшись её, голодные и оборванные китайские крестьяне переходили границу и в поисках рая прямёхонько угождали в пасть русского железнозубого дракона. Этих бедолаг, не знающих ни одного языка, кроме родного, чья нищета бросалась в глаза с первого взгляда, без особых усилий вываживали крупноячеистым бреднем! Пограничников за каждого пойманного на границе китайца награждали орденами и медалями, радостно похлопывая себя по полным денег карманам, они героями возвращались в отпуска на родину…

Комсомольцы на афгано-советской границе тоже не теряли времени даром! Они скрытно переходили границу и, угнав с территории Афганистана мирно пашущих или боронящих землю несчастных крестьян на советскую территорию, озарённую светом Сталина… составляли протокол о незаконном пересечении границы и запирали «перебежчиков» в тюрьму. А самих «бдительных стражей границы» награждали «за проявленное мужество и героизм» и ставили в пример пионерам-комсомольцам! Среди нас было немало репатриантов почти изо всех стран Европы, Китая и Японии. Их пригоняли пачками! Кто-то поддался на провокацию, некоторые – души нараспашку, возвращались, истосковавшись по родному пристанищу, не успевали на их глазах высохнуть слёзы умиления от встречи с родиной, а советские поезда уже мчали их в жуткой спешке в «чудесные» края, уготованные для репатриантов Сталином и Берией. Из далёких лагерей Колымы и Магадана выдёргивали с насиженных мест и присоединяли к здешним стадам преступников, прежде считавшихся рядовыми, но в свете последних веяний превратившихся в особо опасных.

Когда я, «разлучённый-истомлённый», добрался до лагеря, там во всю шло становление, поиск оптимальной структуры. Вот один пример, сразу по прибытии мне присвоили номер «Ц-86», вскоре, по непонятным причинам, его поменяли на «П-225». Оказывается, это было время поиска и упорядочения номерной системы. Мой последний номер – «1-Г-732» мог поведать уже о многом. Я был 732-м политическим заключённым из «первой тысячи» узников Луглага, чьи фамилии начинались на букву «Г». После нас были тысячи и тысячи новых каторжан, взглянув на номер любого из них при встрече, ты мог определить, какой по счёту его обладатель. Когда «списочный состав» прочно зафиксировался, изменений в номерной системе больше не случалось. Нагнали тысячами, можно сказать, что завершился перегон миллионного людского стада. Теперь эта выверенная лагерная структура будет служить большевикам не скажу вечно, но до полного исчезновения их кровных врагов. Всё здесь подчинено этой важнейшей цели, всё сделано с расчётом на её воплощение. Если вы помните, то именно в сорок восьмом году началось сосредоточение в одном месте всех узников из-за пределов страны, бандеровцев, «зелёных» литовцев и латышей, репатриантов. В начале пятидесятых годов продолженные, удвоенные усилия по арестам и посадкам, организация управлений гигантских лагерей – у этих явлений была одна цель… Прежде чем дать оценку тем событиям, давайте посмотрим на ещё один факт – войну между Северной Кореей и Южной. Воюет один и тот же народ, разделённый на две страны. Сущность же этой войны – противостояние между Россией и Америкой. У арестантов была тревожная уверенность: «Эта война, несомненно, станет началом Третьей мировой!» Мы и вправду глубоко верили в то, что когда-нибудь этим двум системам, рвущимся к мировому господству, к обладанию стратегическим мировым богатством, не избежать кровопролития. И в ходе подготовки к этому решающему, последнему поединку органы исполнения наказаний под руководством Сталина-Берии старались кардинально улучшить внутреннее состояние страны. Они давным-давно выпустили и положили на хранение в многослойные металлические сейфы в каждом лагере приказ о том, что делать с заключёнными на случай начала решающего противостояния. «В первые же дни войны уничтожить всех заключённых особых лагерей, избавившись тем самым от опасных мин, заложенных в тылу!»

Едва начав жить в Актасе среди тысяч насильно согнанных сюда со всего света людей, мы услышали о приказе, однозначно определяющем наше будущее! И все наши разговоры, на какую бы тему они ни велись, неизбежно сворачивали к этому, гвоздём торчащему вопросу.

Время от времени балующий нас мастерскими шутками профессор Ростислав Иванович Илечко в один из дней, охая и причитая, вошёл в секцию. Очки устрашающе блестят! «Ребята, мужики, – обратился он к нам с торжественной миной. – Войны не будет!» У нас уши торчком, быстро слетаемся к Ростиславу. Как же это, когда все мы дрожали от одной только мысли: «Будет, её не избежать!», вдруг услышать такое: «Войны не будет!» Ждём. Ростислав не смеётся, он, словно рыбак на берегу, серьёзен и молчалив. Лишь выдержав долгую паузу, он выдаёт: «Иркутские лесорубы взяли дело мира в свои руки!» И тут же начинает громко смеяться, довольно потирая живот: «В «Правде» так написано. Сам читал в КВЧ[10]!»

Мы, плюясь, разбредаемся по углам. «Мир… Мир…» – популярное чёртово наваждение пятидесятых годов, во многих странах толпы красных ртов, нахлебников-дармоедов жили припеваючи, прикрываясь этим лозунгом. От лживых речей Ромеша Чандры и ему подобных тошнило порой…

После прибытия нескольких многочисленных отрядов из Карабаса «население» Актаса перевалило за четыре тысячи человек. Первостроителями лагеря в Актасе были японские военнопленные. По неизвестным причинам их сменили немецкие военнопленные. Сперва японцы, потом немцы строили в Актасе первую очередь кирпичного завода. И японцы, и немцы жили в землянках неподалёку от нынешней территории лагеря. События в мире сменяли друг друга, японцев-немцев куда-то «спрятали», наступил проклятый сорок восьмой год, в Актас начали «переселять» русских. Они построили вторую очередь кирпичного завода и воздвигли нынешние бараки. В немалом количестве – то ли одиннадцать, то ли пятнадцать – налепили в Актасе этих бараков-близнецов. Пару лет назад бараки набили женщинами-арестантками. Мужиков предварительно заперли в одном бараке посередине. На семьдесят пять процентов состоящая из бандеровок женская команда поселилась в оставшихся. Другая часть женщин – приговорённые к длительным срокам латышки, литовки, эстонки – украсили и дополнили украинское большинство.

Почти перед самым нашим приездом женщин Актаса перевели в пустующие землянки, уменьшили численность, сейчас там живут около трёх тысяч женщин, представительниц «самой свободной, самой счастливой страны»…

Как светлый оттенок той поры могу выделить вот что: заключённые, приговорённые к смерти в случае начала новой войны, отличались от других свободомыслием. Русские и украинцы ещё относятся друг к другу по-родственному, представители прибалтийских народов смотрят на русских по-доброму, пригнанные из-за рубежа тоже живут тихо-мирно, судьба у всех общая, делить нечего, лагерная буржуазия – в зачаточном состоянии, всех объединяет общее неприглядное, пугающее будущее! Правда ведь, согласитесь, не станут ведь по двадцать пять лет удерживать арестантов! Мир – один, он постоянно меняется, наши вожди хоть и носят «стальные