Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

колодцы высохли… Державший в заточении, запертыми одним замком тысячи душ Актас и меня швырнул в водоворот, где я смог познакомиться с новыми людьми, с духовно богатыми личностями, помогшими мне сохранить огонь сердца и чистоту совести.

6

Трусость нас обуяла, ею мы думаем. Она говорит вместо нас, будь она проклята, даже тогда, когда мы стыдимся её!

Меша Селимович. «Дервиш и смерть»

Ты – под замком. Жизнь твоя ограничена забором. Злейшие законы обложили тебя со всех сторон. Редко кто из наших получает письма. А если те, кто попал в лагерь одновременно с нами или чуть позже, отправляют весточки на волю или домой, никто не знает – действительно они отправлены или лежат где-нибудь на цензорских полках?.. Высоченные заборы, несколько слоёв колючей проволоки, похожей на цепочку заячьих следов на снегу. Мы никуда не можем выходить… Путь на работу в расчёт не беру, ты там тоже под охраной тысячи бдительных глаз… Повсюду нас настигает голод, для него-то заборов не существует. Никто ниоткуда не получает посылок. Более или менее приличные вещи давным-давно проданы или выменяны на курево. Табак – это тюремная валюта. Некоторые готовы расстаться с пайкой хлеба за пачку сигарет. А есть такие отчаянные курильщики, душу отдадут за одну затяжку! Наша бригада до сих пор надрывается на различных работах. В один из дней нас поставили загружать машины кирпичом. Кирпича собралось много, машин понаехало бессчётно, грузчики якобы не справляются. А на деле-то оказалось, их работа весьма ходкая и прибыльная!.. Шофёры оставляют им бычки, некоторым счастливчикам аж по пачке махорки перепадает. С водителями можно и письмо передать, во как!..

Дорогой мой читатель! Прости, если мой рассказ окажется непоследовательным!.. Хотя со времени описываемых событий минуло больше полувека, в моей памяти многие из них сохранились без искажений и провалов. Как сегодня помню сотни имён и мельчайшие подробности внешнего вида их обладателей, перенесённые в зоне тяготы. Эти подробности, лишь изредка беспокоившие меня, оставаясь в памяти, ожили и значительно окрепли, начав изливаться на бумагу. «Обо мне напиши! Не забудь о нас!» – терзают они мой мозг, раздирают его на части, совершенно неожиданно уволакивают назад в прошлое. Если события, наперегонки всплывая в памяти, заставят меня перепутать дни, месяцы и даже годы, то виной всему время… Вот я произнёс было «голод», но ещё долго боролся сам с собой, писать мне на эту прилично утомившую меня трагическую тему или нет. А мне ведь ещё нужно написать о том, как переносили голод представители различных национальностей. Много ещё поучительных примеров, ох как много, один за другим плывут они по волнам памяти!.. Чтобы ты, уважаемый читатель, смог получить хотя бы небольшое представление о голоде в зоне, вкратце всё же напишу…

Голод сильно ударял по нам. Говорим, режим, паёк, но бывали дни, когда хлеб в зону не привозили. Сутками завывает буран, дороги заваливает снегом, машины проехать не могут – хлеба нет. «Голодный человек стократ злее», но мы свою злость выплеснуть не можем, держим в себе. Боимся слово сказать тюремному начальству. Думаете, голод делает начальников милосерднее?! Как бы не так! Более или менее смелых, позволивших высказать вслух недовольство или отказывающихся выходить на работу, с треском загоняют в карцер и… надеюсь, несложно представить, каково это, находиться в карцере, когда в зоне хозяйничает голод!

Каждому своя жизнь дорога, каждый ищет пути выживания, мечется. Утром, сразу, как только открываются двери барака, из них, можно сказать, вырывается группа заключённых и волочится, громко шурша, к помойной яме столовой. Тени идут, призраки! Каждый старается обогнать! Толкаются локтями, ставят подножки, валят на землю. Надо как можно быстрее дойти до картофельных очисток и лужиц жирноватой воды, которой мыли котлы. А если случайно отыщут картофелину… Прямо там же и сгрызут её, сырую. Картофельная кожура, объедки исчезают в считанные мгновения…

После завтрака на санной повозке из подсобного хозяйства в лагерную столовую привозят дневной паёк. От ворот до здания столовой больше двухсот метров. Появление гружёных провиантом саней подкарауливают пятьдесят – шестьдесят арестантов. В санях картошка, квашенная капуста в пожелтевших белых кастрюлях. Бывают и рыба, мясо. Однако многие из этих продуктов до зоны не доходят, лагерное начальство, офицеры знают, куда нужно отправлять мясо!..

А как изматывает работа! Даже на кирпичном заводе… За целый день так напередаёшься из рук в руки непрерывно вытекающие из-под пресса кирпичи, что к вечеру удивляешься, как из тебя душа-то до сих пор не вылетела?! А каково шахтёрам?.. Работа без смены, в руках отбойный молоток, перед тобой вязкая, плотная глина, сверху на тебя беспрестанно капает вода! Меня спасли только очки, иначе непременно спихнули бы под шахтные воды…

Арестанты громко, взахлёб кашляют, всю ночь в бараке слышны стоны и плач. У многих понос, кровохаркание…

В один из вечеров, почти перед отбоем, к нам в секцию вошли шесть-семь здоровенных парней. Крупные, сильные, краснолицые, один из них встал посредине, остальные – по трое справа и слева от него. Сижу себе беспечно и вдруг, послышалось, что ли, громила вроде бы моё имя произносит. Оказывается, старший повар зоны крымский татарин Мухтар и правда меня ищет! Одному из значимых начальников лагеря донесли весть: «Из Казани привезли студента-татарина». Хорошо работает разведка у старшего повара. Мухтара знают все, и я тоже кое-что слышал о нём, с бригады сон как рукой сняло, все глаза на нас уставлены! Отправивший в лагерях то ли семь, то ли восемь злыдней на тот свет, приговорённый к длительным срокам, никогда никому не уступающий в драках и ссорах обладатель богатырской силы Мухтар был легендарной личностью. Всегда робеющий перед более авторитетными людьми, я – овечка – будто язык проглотил, сижу, отвечая на все вопросы невнятно и односложно, от страха не решаясь поднять глаза, потираю подбородком грудь. Мухтар обратился ко мне по-русски, с двух моих слов поняв, что перед ним деревенская ватрушка, что тюремного опыта у меня маловато, да и статью не вышел – ни росту, ни физической закалки… О чём ещё подумал, глядя на меня, повар-Мухтар, не знаю, но был он краток, велел приходить в столовую, в случае надобности обращаться напрямую к нему. «Приходи, я на раздаче скажу кому надо, предупрежу!» С этими словами Мухтар поднялся, а прижавшиеся к вагонкам собригадники с наведёнными на нас «локаторами», рассыпавшись в разные стороны, дали ему дорогу.

Несколькими днями ранее один из моих новых знакомых, москвич, приятный интеллигентный студент Анатолий Кузовкин шапочно познакомил