Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

могли входить в состав ЦК» и своими же гегемонистскими амбициями в арабских вилайетах. Комитет в Дамаске, большинство членов которого были арабами, «выразил желание направить делегатов-арабов в ЦК в Салониках», но встретил решительный отказ со стороны конгресса Иттихада[597]. Во внутренних кругах, очевидно, тюркизм имел приоритет над непосредственными интересами империи и развитием движения.

«Защита отечества» и утверждение, что Анатолия, особенно ее восточные провинции, — это Турция, были в центре дискуссий. Комитет решил обратиться к соответствующим министрам с просьбой увеличить бюджет для назначения мухаджиров в них: «Новая комиссия будет создана в Эрзуруме для того, чтобы помочь мусульманским эмигрантам с Кавказа и Туркестана, которые уже проявили желание прибыть в Турцию и поселиться там»[598]. Провинции с большим армянским населением уже пользовались самым пристальным вниманием Комитета. Здесь цель заключалась в усилении за счет этой волюнтаристской политики «турецкого» присутствия в этих районах, а также имплантировать культурно «правильное» население в самое сердце такой территории, населенной армянами, такое население, на которое движение может рассчитывать в будущем.

«Немусульманские национальности», со своей стороны, должны были следить затем, чтобы вести себя правильно, то есть отказаться от своих идентичности и языка и раствориться в турецком элементе. Для этого надо было убедить их в доброй воле Комитета, даже за счет их ослабления[599]. Одним из редких делегатов, которые утверждали, что эту позицию трудно поддерживать, был делегат от Стамбула Ахмед Насими [Сайман]. «Количество христианских депутатов в парламенте, — отметил он, — далеко не пропорционально числу христиан в империи… Если исключить их отовсюду, то нам будет очень сложно привлечь их на нашу сторону»[600].

Центральный Комитет, избранный конгрессом, включал в свой состав[601] Хаджи Адиля [Ардала], нового генерального секретаря[602], д-ра Назыма, Эйюба Сабри [Адгёля][603], Омера Наджи[604], Мехмеда Зию [Гёкалпа] Абдуллу Сабри[605] и Мидхата Шюкрю-бея[606].

Указанные решения конгресса, конечно, не все были претворены в действия в последующие месяцы, которые стали свидетелями прежде всего рецидивов репрессивной политики, направленной на албанцев. Ответом КЕП на местные проблемы в Албании стало насилие. Войска численностью не менее пятидесяти тысяч были отправлены в Албанию в 1910 г., чтобы «разоружить» население, что привело к настоящей бойне, за которой, естественно, последовали восстания в 1911 и 1912 годах. Кроме того, расходы, которых потребовали эти военные операции, вызвали в стране серьезный экономический кризис. На сессии парламента 22 ноября 1910 г. Зограб, один из секретарей комитета по финансам, объявил, что, к его сожалению, военные операции, проведенные в том году, привели к потере пяти тысяч человек и обошлись бюджету в шестьдесят девять миллионов франков[607].

Французский посол в Стамбуле сообщал своему министру в письме от 3 сентября 1911 г., что «Комитет все более поворачивается к Азии. Причина в том, что его действия в Македонии действительно закончены: албанцы, эпириоты, болгары и грекоговорящее население открыто выступает против КЕП… Комитет не питает иллюзий по поводу краха своего авторитета в европейских провинциях, но теперь, кажется, он склонен решительно уравновесить всегда сомнительные чувства македонцев увеличением своей азиатской лояльности»[608]. Это наблюдение иллюстрирует последствия репрессивной политики правительства младотурок на Балканах: конкретное осуществление, так сказать, планов, ранее озвученных д-ром Назымом[609].

Несмотря на катастрофические последствия предыдущих решений партии, на следующем конгрессе КЕП, который проходил в конце сентября 1911 г. в Салониках, не рассматривался вопрос об изменении прежней политики, а была подтверждена политика партии в отношении нетурок вообще и албанцев в частности[610]. Все еще стоял вопрос о «преподании урока повстанцам». Хотя определенная напряженность материализовалась в ходе работы конгресса, она стала прежде всего последствием обвинительного заключения в адрес Мехмеда Джавида по так называемому «делу Маймона», которое было выдвинуто как раз в дни работы конгресса, а также растущего влияния оппозиции во главе с бывшими иттихадистами, такими как полковник Садык.

Устойчивость позиций Комитета, несомненно, объясняет то, почему его состав почти не изменился. К семи членам предыдущего руководящего органа — Гаджи Адиль-бею (генеральному секретарю), Мехмеду Зии [Гёкалпу], Эйюбу Сабри, д-ру Назиму, Абдулле Сабри, Ахмеду Мидхату Шюкрю и Омеру Наджи — присоединились Мехмед Талаат, Ахмед Несими, Халил-бей [Ментеше] Али Фктхи [Ойкар][611] и д-р Али Гусейн-заде [Туран][612]. Необходимо отметить, что появление в верхних эшелонах КЕП Али Гусейн-заде, одного из двух оставшихся в живых членов (наряду с Мехмедом Решидом) первоначального КЕП, как представляется, усилило лагерь жестких тюркистов во главе с Зией Гёкалпом.

Глава 5

Армянские и младотурецкие революционеры в анатолийских провинциях и в Стамбуле в 1910–1912 годах

Несмотря на угрозу резни, нависшую над провинциями Анатолии после актов насилия в Киликии, наблюдатели сходились во мнении, что после революции 1908 г. социально-экономическая ситуация в некоторой степени улучшилась[613]. Один из трех основателей АРФ отмечал в своем письме, что «эта разоренная страна стоит на пути к восстановлению. В течение года жизненный уровень населения вырос, по крайней мере, на двадцать пять процентов»[614]. Он также достаточно оптимистично подчеркнул, что трайбализм, который столетиями парализовывал регион, сходит на нет, поскольку «среди курдов тоже начал расти уровень сознательности. Во многих местах курдские крестьяне протестуют вместе с армянами против действий ага»[615]. В заключение он подмечал, что даже открыто исламистские разговоры таких племенных вождей, как Мусабег и шейхи, призывавшие к «единству вокруг шариата», «встречали в некоторых регионах сопротивление курдов»[616].

Главный вопрос, занимавший не только местные власти, но и оседлое население и местные комитеты дашнаков и иттихадистов, заключался в отношении курдских племенных вождей к новому правительству и его политике. Так, Комитет «Единение и прогресс» оказался перед сложной задачей: он хотел развиваться в регионе, но мог делать это, только заручившись расположением местных племенных старейшин, даже при культивировании «привилегированных» отношений с армянскими комитетами. Эти затруднения на местах, несомненно, объясняли то, почему КЕП не везде мог следовать универсальной политике сотрудничества с АРФ. Поэтому неудивительно, что дашнакские комитеты восточных провинций не имели тесных отношений с младотурецкими клубами, «членами которых были только ага»[617]. Неудивительно, что в случаях, когда высокопоставленное официальное лицо, например, Таир-паша, вали вилайета Битлис, включавшего в себя Муш, пыталось разрешить такие проблемы, как возвращение имущества, захваченного курдскими беками, местный клуб КЕП оказывал давление на Салоники в пользу отзыва такого лица. Вероятно, разрешению земельных споров, постоянно откладываемому властями, препятствовало политическое влияние едва завуалированных угроз со стороны племенных вождей. Контрольные комиссии, которым Стамбул поручал