Творчество - Павел Владимирович Виноградов

бандиты, убили родителей и сожгли родной дом. Мальчик вооружается и идёт по следу убийц с целью уничтожить всех. Частично исполняет свой замысел, но тут выясняется, что всё гораздо сложнее — налётчики принадлежат к крупной развитой общине, которая становится для ГГ пристанищем и базой для возмужания.

Что касаетя развития конфликта, то для техно-постапа, на мой взгляд, тут многовато «роялей в кустах». Как-то слабо верится, например, что отец ГГ через десятилетия после катастрофы в одиночку смог протянуть кабель от заброшенной ветряной станции, обеспечив свой дом электричеством. Неужели она была в рабочем состоянии? Или отец чинил там всё — опять же в одиночку?.. Или вовсе уж чудесная история про неких русских хакеров, восстановивших Интернет и сотовую связь — чтобы люди после катастрофы могли выходить в Сеть и пользоваться мобильниками. Но при этом никто в этом мире не смог наладить производство огнестрельного оружия и патронов к нему, хотя уже сегодня, например, в пакистанской Зоне племён вполне рабочие автоматы производятся в кустарных мастерских. Или вот расплодившиеся в казахстанской степи бежавшие после катастрофы из зоопарка экзотические хищники, вроде львов… Сомнительно как-то всё это…

С другой стороны, если рассматривать роман как героическое фэнтези, подобных возражений становится меньше — магический мир есть магический мир. Однако из-за неопределённости жанра у читателя иногда возникает когнитивный диссонанс.

А вот с диалогами всё не очень хорошо — местами они слишком литературны, местами вычурны, а местами грешат канцеляритом. Всё это вызывает недоверие к описываемой ситуации. Например, только что вышедшей из комы после ранения ГГ обращается к родителям с такими фразами:

«Ваша реакция на мое пробуждение», а они ему: «Мы не исключали подобного исхода»…

То же касается и внутренних монологов героев — мальчика и девочки: они слишком сложны для подростков.

Сами-то герои симпатичны и следишь за ними с интересом, а второстепенные персонажи выписаны для приключенческого романа довольно жизненно. Но вот в ГГ весьма отчётливо проявляется некоторая «мартисьюшность». Ему всё удаётся с необыкновенной лёгкостью: начиная от изучения (на уединённой ферме в обезлюдевшем мире, под руководством одной матери) нескольких языков, до покорения сердца самой красивой девушки посёлка.

Он легко постигает все науки, искусства и ремёсла, за которые берётся. Чтобы внедриться в стан врагов, на ходу разрабатывает хитроумный план, которому неукоснительно следует. У него постоянно и очень вовремя появляются нужные друзья и вещи. Вот он, совсем подросток, кидается на жуткое чудовище, испугавшее целый отряд опытных разведчиков, и в мгновение ока обезглавливает монстра. Вот столь же легко расправляется со стаями волков и прайдами львов. Вот на испытании у кузнеца понимает бетонный блок, который до него никто не мог сдвинуть. И так далее.

Понятно, что это, по большой счёту, сказочный герой. А потом и вовсе становится понятно, что своим достижения ГГ во многом обязан чужой магической воле, толкающей его на путь исполнения предназначения. Но всё-таки, на мой взгляд, имеется перебор — автор мог бы заставить своего героя побороться за свою «крутизну», даже потерпеть пару-тройку поражений. Без этого роман взросления не получается — а ведь автор явно нацеливался, в том числе, и на него.

Говоря о стиле и языке произведения, наверное, следует проявить снисходительность к автору, для которого русский язык, надо полагать не является родным. Однако конкурс предполагает равенство условий для участников. Приведу несколько встреченных перлов в надежде, что он будет внимательнее вычитывать текст и избавляться от подобных оборотов.

«Похоже, что Зергер загрыз своего оппонента насмерть и теперь кидается на покойника с ножом».

Речь о псе, но «кто на ком стоял» и кто на кого с чем кидался, тут разобрать очень трудно. А вот фразочка «оппонент волкодава» мне нравится…

«Встревоженный гул мужчин».

Ага, при неожиданном жутком ночном нападении инфернального монстра, разрывающего их товарищей на куски, они лишь встревоженно гудят…

«Я почувствовал, как все мои внутренние органы сжались».

Прямо все — включая кишки, селезёнку и простату?..

«На лбу поблескивает крохотный кружок лысины».

Человек, у которого волосы растут на лбу, сам по себе удивителен, а тут ещё столь странный процесс облысения. Хотя, может, у него просто стригущий лишай?..

Такие ошибки, как «с далека», «беречь на вес золота», «ветерная электростанция», «из неоткуда», «презренный смешок» оставляют впечатление неряшливости текста.

Есть вопросы и к композиции, например, когда посередине одной из глав действие вдруг прерывается, и ни с того ни с сего идёт уведомление, что прошло полтора года…

Про искусственность диалогов я уже написал, ещё должен сказать, что, на мой взгляд, экшен-сцены описаны чересчур многословно, а это замедляет развитие действия.

Однако в целом впечатление от текста хорошее, и дело не только в моей симпатии к степной культуре. Роман достаточно интересен сам по себе и хочется узнать, что будет с героями дальше. Кроме того, от обычного постапа текст отличается меньшей жестокостью и аморальностью. Герои имеют понятие о добре и зле, в обществе сохраняется традиционная этика, а ГГ пытается следовать кодексу чести степного батыра. Всё это не может не радовать.

Советские-антисоветские писатели

Что придёт на смену советской литературе?

Было время, когда я воспринимал Валентина Распутина в трёх ипостасях. В первую очередь, конечно, писательской. Книги его нравились, но не сказать, что они были моим приоритетным чтением.

Общественный деятель Распутин меня категорически не устраивал — я тогда взахлёб читал «Огонёк», а он публиковался в «Нашем современнике». Кто помнит то время, знает, о чём я. Ну и, так сказать, личное соприкосновение. В красноярской молодёжке, где я тогда работал, ходили истории о молодом спецкоре Распутине, трудившемся там за два десятка лет до того. Обычная журналистская травля, вроде лосиных рогов, прибитых ночью над креслом гравреда…

Потом он долго молчал как писатель, в политических взглядах мы стали почти единомышленниками (ну, за исключением его отношения к коммунизму и Сталину). А байки остались байками. Теперь он умер и осталась лишь одна его ипостась — писатель.

Их называют «деревенщиками», но это, скорее, определение социальное — многие из них или родились на селе, или горожане во втором поколении. На самом деле они очень разные. Да, попытка понять судьбу России через судьбу её крестьянства, да, опора на традиционные ценности. Но каждый понимал это по-своему. Ни мировозренчески, ни эстетически «деревенщики» единства не представляли. Объединяли их лишь два обстоятельства — все они были советскими писателями (даже вполне «антисоветские»), и самые заметные их них были очень талантливы. В их числе Валентин Распутин.

«Советский