Творчество - Павел Владимирович Виноградов

И меня совершенно не убедили метаморфозы образа Саши. В принципе, сразу становится понятно, что в прошлом этого трогательного дурачка были кровь и смерть. Но всё-таки ждёшь, что это прошлое солдата, а не кровавого и беспринципного убийцы, чуть ли не маньяка. Конечно, каждый может раскаяться, но значение этого слова — «передумывание», то есть, сознательное преодоление зла в самом себе. А потеря памяти лишь сделает злодея злодеем без памяти, но душу его не очистит. Поэтому и сомнительно, чтобы Архангел Михаил, Божий архистратиг, выбрал бы для своего воплощения столь грязный сосуд. Не говоря уж о том, что воплощение — идея отнюдь не христианская.

Несмотря на это, книга очень хороша.

Анна Инская

Летопись архаического киберпанка

Отзыв на роман «Верни нам мёртвых»

Ифри, дочь раба-ливийца и древней германки, мучительно идёт сквозь холод и смерть, сквозь ложь и жестокость, всё время восставая против несправедливости и раз за разом терпя поражение. Но каждый раз поднимается и идёт дальше.

Далёкая северная окраина Римского мира, местами воссозданная с исторической точностью, а местами зияющая анахронизмами. Архаический вторичный мир, напоминающий суровое пространство Старшей Эдды, и в то же время мудрый и многозначный космос Урсулы Ле Гуин.

Мастерство автора, с каким он проникает в психологию древнего человека, наивного и глубокомысленного, несомненно. Мы плохо понимаем этих людей, потому герои древних эпосов часто вызывают в нас недоумение своими речами и поступками. Да, они были другими: более прямыми, более непосредственными и — цельными.

Автор слово бы растворяется в образе Ифри, а не снисходительно рассматривает «дикого человека», как, увы, многие другие писатели. И мы начинаем понимать. Это понимание нарастает всю первую часть, где Ифри повествует от своего имени. Оно поддержано отличными стилизациями древних песен и преданий.

Вообще, язык романа часто восхитителен. Вот злая колдунья раскрывает своё искажённое мироощущение:

«У меня в голове мясо с пустотою! Я живу чинно. Сама себя не грызу вовнутрь. И знаю, что ничего хорошего в иных мирах нету. Там никому нету дела до твоего телесного дородства и красы. Там должный порядок навести нельзя, хоть ори хоть грози хоть ногами топай. Там только пламя яркое и сожигающее, да странные неведомые образы».

Как это просто, и в то же время образно и весомо!

Вторая часть резко и вызывающе отличается от первой. Размеренный напев древнего предания сменяется почти свифтовской сатирой. Тем не менее, гротескная вторая часть вполне логически завершает эпическую первую. «Мир мёртвых», в поисках которого прожила свою скорбную жизнь Ифри, находит её муж Рейг, сочетающий черты множества эпических странников, от Одиссея до святого Брендана. При ближайшем рассмотрении мир сей оказывается искусственным островом в нашей родной современности, на котором некий денежный мешок, накупивший всевозможных нанотехнологий, занимается проникновением в прошлое и похищением оттуда нужных ему для достижения мирового господства людей. В общем, фюрер и вождь, то ли доктор Моро, то ли инженер Гарин.

Большую часть похищенных в древности у смерти людей Господин И ломает под себя. Тем более, он и ищет таких слабых духом приспособленцев, в контексте Пассионарной теории этногенеза — субпассионариев. Я не случайно упомянул теорию Льва Гумилёва: описание «носителей фактора Z», которых хозяин чудесного острова так боится, очень напоминает человеческих особей, «пассионарный импульс поведения которых превышает величину импульса инстинкта самосохранения», то есть, пассионариев. А созданное Господином И общество — классическую антисистему, «системную целостность людей с негативным мироощущением».

И вот сюда случайно попадает Рейг, явный носитель фактора Z, неискушённый дикарь, погружённый в суеверия. Казалось бы, его противостояние с владыкой компьютеров, лазеров и телепортационных машин совершенно безнадёжно. Но… Сюжет раскрывать не буду, скажу только, что «фактор Z», способность поставить отвлечённый идеал выше инстинктов, побеждает всю изощрённую машинерию и пробуждает во многих бывших рабах Господина И тоску по незапятнанной справедливости и духовной целостности.

И тут, мне кажется, автор не сумел удержать на должной высоте свой гимн человечности, ибо гарантом этой справедливости становятся наделённые искусственным интеллектом машины. Чем этот мир, где компьютеры рассматривают людей как свои «периферийные устройства», принципиально отличается от мрачного киберпанка острова Господина И, не очень понятно. И это несколько смазывает пафос произведения.

При этом отрицание автором античеловеческой сути негативистской философии очевидно, что подчёркивается блестящими пассажами, вроде:

«— Эй, стая! Вы люди, звери или оборотни? Они ответили, дружно, как волки, воющие на луну: — Мы сверхлюди», или «Я человек, а не зверь…Я верю в братство людей. Я не погублю мир несправедливыми и беззаконными деяниями».

Это свидетельствует, что гуманистическая философия, оторвавшаяся от веры в Бога, склонна к шатаниям в негатив, как это случилось с русским космизмом (замечу, кстати, что связь романа с идеями Николая Фёдорова о воскрешении предков несомненна).

Тем не менее всё кончается хорошо: живы все, а кто умер, того воскресили, и читать заканчиваешь с чувством удовлетворения. Недостатки у текста есть, но они незначительны. Например, на мой взгляд, излишне столь подробно давать в начале историю Серой Белки, матери героини. Читатель начинает воспринимать её как главгера, и открытие, что это не она, а Ифри, вызывает некоторый дискомфорт. Ещё мне непонятно немотивированное предательство Змеелова и что с ним случилось — на это есть только смутный намёк. Ну и мелочи: например, Волчонок сокрушается в Центре оживления, что у него нет никакого оружия, хотя в предыдущем абзаце сообщалось, что оружия там полно висит по стенам.

Зато меня привело в восторг множество остроумных и колких высказываний:

«Кто видел быков, баранов и интеллектуалов, тот поймет, о чем я говорю», «Сынок, ведь у тебя карьерный отец. Ты же погубишь всю будущность мою», «Глядя на воду над крышей, он бормотал: «Доворовались…», «Да ты интеллектуал, дери тебя медведь за ногу!», «заросли галстуков» и другие.

Александр Матюхин

Адепты ледяной некрофилии

Отзыв на роман «Северное сияние ее глаз»

«…Сяду на горе в сонме богов, на краю севера», — так говорит в книге пророка Исайи денница, сын зари — Люцифер. Как известно, никуда он не сел, а упал на землю. Очевидно, тоже где-то на севере. С тех пор эта сторона света ассоциируется у людей с неким смутным, но могущественным злом.

Думаю, дело тут не в самой стороне, а в холоде. И, мне кажется, в мировой литературе нет добрых текстов, посвященных северу (или югу, если речь идет об Антарктике). Даже самые светлые повести Джека Лондона об Аляске содержат