«Время молчания прошло!» Пять веков Реформации в меняющемся мире - Коллектив авторов -- История

другими знаменитыми людьми, было обнародовано и воспринято в те древние времена, когда важно было, чтобы в них верили». Для Толанда, чьи основные интересы относились к области научных штудий, впоследствии получивших название «библеистика», это был серьезный вопрос, и он добавляет далее: «Я подозреваю, что поддельность еще нескольких книг до сих пор не обнаружилась…». На основании одной этой фразы Блекел заявил, что Толанд считает подделкой весь Новый Завет; то же обвинение прозвучало в проповеди, которую он произнес 30 января 1699 г. перед членами палаты общин, потребовав, чтобы они приняли меры.

Толанд ответил своему оппоненту в отдельном трактате, который в дальнейшем публиковался вместе с жизнеописанием Мильтона. Хотя текст был озаглавлен «Amyntor или защита жизнеописания Мильтона»[656], собственно о жизнеописании в нем речи почти нет: аргументация Толанда сводится к тому, что он имеет право написать свою книгу так, как считает нужным. Далее следует раздел, посвященный библейским книгам, в котором Толaнд поясняет, что он не имел в виду книги Нового Завета (ни одна из которых, кстати, не приписана Христу), а говорил исключительно об апокрифах, в подлинности которых сомневались еще св. Иероним и Августин. Вторая часть «ответа» посвящена более детальному разбору аргументов в пользу того, что «Eicon Basilike» не является сочинением короля.

Последняя реплика в споре, однако, осталась за Блекелом, который опубликовал памфлет, опять-таки в форме письма, но на этот раз к некоему «другу» (вероятно, все тому же члену парламента), озаглавленный «Причины, по которым мистер Блекел не будет отвечать на недавно опубликованную книгу, озаглавленную Amyntor»[657]. Блекел в этом сочинении соглашается с доводами оппонента в пользу того, что имело место непонимание, хотя и не упускает возможности вновь указать на его заблуждения, заявляя, что тот факт, что Христос не писал Евангелия физически, не означает, что он не может считаться их автором; также и король Карл I, фактически является автором «Eicon Basilike», даже если он ее не писал.

Некоторые интерпретации «Потерянного рая» обязаны своим рождением отнюдь не богословским или философским изысканиям, а литературоведческим дискуссиям о жанровой принадлежности поэмы.

Попытки доказать (или опровергнуть) возможность рассматривать поэму Мильтона как эпос (в категориях поэтики Аристотеля) или героическую поэму эпического рода (по классификации, предложенной французским поэтом Н. Буало-Депрео в его «Поэтическом искусстве» /1674/) привели, весьма парадоксальным образом, к появлению еще одной традиции в интерпретации ее религиозного содержания, которой суждена была чрезвычайно долгая жизнь.

В 1697 г. поэт, драматург и переводчик античной поэзии Джон Драйден (1631–1700) предпослал своему переводу «Энеиды» Вергилия[658] «посвящение», в котором рассуждал о героической поэзии и о том, может ли какое-либо из современных произведений быть по праву причислено к этому жанру. На последний вопрос Драйден дает отрицательный ответ, и в связи с этим пишет: «Спенсер мог бы претендовать на это для своей „Королевы фей“, если бы ее сюжет имел окончание, или вообще был бы такой. Мильтон — если бы Сатана не был его героем, вместо Адама, если бы Великан не обманул Рыцаря, изгнав его из его замка, и не обрек его на то, чтобы скитаться по миру вместе с его леди Эррант, и если бы в поэме не было больше „машинных“[659] персонажей, чем людей»[660].

Драйден, говоря о том, что Сатана является «героем» «Потерянного рая», использует это слово в том смысле, в каком оно употреблялось в античности, имея в виду, что он является главным действующим лицом поэмы. Это высказывание, впоследствии не раз процитированное вне контекста, вовсе не предполагало ту или иную оценку религиозного посыла поэмы.

Надо, однако, заметить, что Мильтон действительно изобразил Сатану как персонажа, по меньшей мере, яркого, и описания его деяний представляют собой, с художественной точки зрения, едва ли не лучшие фрагменты поэмы, что, разумеется, не ускользнуло от внимания многих читателей «Потерянного рая». Недаром Джон Толанд, в жизнеописании Мильтона, упоминая о том, что поэт создавал «Потерянный рай» будучи слепым, пишет: «Описывая, как Сатана поднимается из тьмы преисподней к свету этого мира, тогда еще только что созданного, он увековечил историю своей собственной слепоты…»[661].

Современник и коллега Драйдена, Джон Деннис (1658–1734) в эссе «Основания для критической оценки поэзии» (1704)[662], представлявшем собой часть так и не законченного труда об эпической поэзии, рассуждает об общих характеристиках, которыми должна обладать подлинная поэзия, и предлагает свой план «возвращения поэзии ее величия и невинности»[663]. По мнению Денниса, религия[664] лежит в основе высокой поэзии, а подлинная поэзия служит распространению религиозных идей в умах людей. Детализируя далее критерии «подлинной поэзии», Деннис рассматривает «Потерянный рай» как образцовую иллюстрацию выдвинутых тезисов. В частности, он утверждает, что поэма Мильтона более подходит под классическое аристотелевское определение эпоса, чем произведения Гомера, поскольку у Гомера протагонистами являются люди, а у Мильтона «главными действующими лицами становятся Дьявол, с одной стороны, и человек — с другой; и Дьявол является героем в собственном смысле слова, поскольку он одерживает победу»[665].

Говоря о том, что религия может привнести в поэзию «столкновение и противоборство сильных страстей»[666], Деннис также обращается в качестве примера к мильтоновскому образу Сатаны: «Мильтон в изображении инфернальных персонажей, безусловно, превзошел и античных, и современных авторов. Страсти и желания греческих богов — полностью человеческие. Страсти мильтоновских демонов несут в себе достаточно человеческого, чтобы очаровывать читателя, но в гораздо большей степени вызывают трепет и могут быть названы настоящими страстями демонов…»[667]

Как можно видеть из приведенных выше цитат, и Драйден, и Деннис, в отличие от Лесли, Толанда и Блекела, говоря о «Потерянном рае», не мыслили ни в плоскости религии, ни в плоскости политики; они видели перед собой литературное явление и оценивали его в литературном контексте; с таким же успехом они могли бы рассуждать о выведенном в качестве «героя» Гермесе или Зевсе.

Детальность и яркость образа Сатаны в «Потерянном рае» подметил также Даниэль Дефо (1660–1731), который в 1726 г. вывел «мистера Мильтона» в качестве одного из персонажей своего сатирического трактата «История Дьявола в древности и современности»[668]. Дефо, автор знаменитого «Робинзона Крузо», в свое время был известен как журналист, автор сатирических памфлетов и трактатов на экономические темы (сам он какое-то время занимался торговлей). Дефо, как и его родители, принадлежал к диссентерам-пресвитерианам; в многочисленных сатирических сочинениях, написанных как бы от лица сторонника тори, он в действительности ядовито критиковал деятельность этой партии, доводя до абсурда их воззрения и политические проекты. В «Истории Дьявола» Дефо применяет