История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров

Для нас скорее удивительно не то, что римляне плохо говорили по-гречески, а то, что в этот период кто-то из них вообще знал греческий язык. Это само по себе уже является косвенным свидетельством того, что греческий и римский микрокосмы начинают медленно, но неуклонно сближаться.

Поистине выдающееся место в процессе сближения Рима с эллинистическим миром сыграла экспедиция Пирра в Италию. Именно 280 г. до н. э. можно в данном смысле назвать поворотным. На это прямо указывает ряд крупнейших исследователей Пирровой войны.

Так, Р. фон Скала отмечал, что война Пирра с римлянами «означала изменение представительства всемирно-исторических отношений», так как «теперь Римская держава вступает на место древнегреческого мира». Отныне, по его словам, Рим начинает воплощать в себе «все достижения семито-арийской цивилизации»[599]. Согласно Г. Бенгтсону, экспедиция Пирра для Запада была поистине эпохальным событием. «Это было… первое вторжение эллинистического мира в римско-италийскую сферу»[600]. И для римлян, с точки зрения ученого, экспедиция Пирра имела гораздо большее значение, нежели для эллинистического мира.

Далее, хотелось бы указать еще на одно весьма примечательное обстоятельство. Известно, что Пирр, всерьез занимаясь вопросами военного искусства, был хорошо знаком с военным делом различных народов. Однако в случае с римлянами дело обстояло иначе. Характерный эпизод мы находим у Плутарха. Перед битвой при Гераклее Пирр решил лично осмотреть систему охраны и расположение римского лагеря. «Увидев царивший повсюду порядок, он с удивлением сказал стоявшему рядом своему приближенному Мегаклу: «Порядок в войсках у этих варваров совсем не варварский. А каковы они в деле — посмотрим»«(Plut. Pyrrh., 16).

Само желание царя лично осмотреть лагерь противника и его удивление по поводу образцового боевого порядка римлян не оставляют у нас сомнений в том, что в военном искусстве римлян Пирр был абсолютно несведущ. Выработавшееся ранее, скорее всего от незнания, пренебрежительное отношение к незнакомому народу сменилось удивлением и даже некоторым уважением.

В этой связи резким диссонансом звучит указание Павсания на то, что якобы Пирр, зная, что «в боевом отношении он не может равняться с римлянами», решил бросить против них слонов (Paus., I, 12, 3). Для Павсания, жившего несколько веков спустя после описываемых событий, в период расцвета Римской империи, трудно было представить, что были времена, когда кто-то не знал о римлянах ничего. Кроме того, здесь мы находим характерный для римской историографии мотив: победить доблестных римлян Пирр мог только за счет неведомых для них диковинных животных — слонов. Все это убеждает нас в том, что упомянутый пассаж Павсания не представляет никакой исторической ценности.

Наше мнение подтверждают и события, связанные с миссией Кинея в Рим. Все источники, повествующие об этом, прямо или косвенно (в большей степени, к сожалению, косвенно) представляют Кинея если не первым греком, который оказался в Риме, то уж наверняка первым, кто удостоился чести лицезреть «собрание царей?» — римский сенат (Plut. Pyrrh., 19; Flor., I, 18; Amm. Marc., XVI, 10). И то, с каким интересом Пирр впоследствии расспрашивал своего посла и советника о Риме и его обитателях, как нельзя лучше говорит о полном отсутствии у эпирота достоверных данных о противнике. И если какие-то сведения о римлянах он не получил также от принявших активное участие в подготовке его экспедиции эллинистических правителей (Птолемея Керавна, Антигона Гоната и Антиоха I), то можно предположить, что и для них Рим являлся terra incognita. К тому же Пирр провел несколько лет при дворе Птолемея I в Александрии, крупнейшем тогдашнем культурном центре: и если там ничего не знали о Риме — это говорит о многом[601].

Но все это пока ни приблизило нас к ответу на один из важных вопросов: кто из греков первым написал о Риме? К сожалению, в данном случае мы вынуждены вступить в область догадок и предположений.

Согласно Б. Низе, именно война Пирра с Римом была тем исходным пунктом, когда римская история нашла свое первое отражение в греческих источниках[602]. И если, отбросив все сомнения, принять данный тезис на веру, то это немного упростит нашу задачу: останется выяснить, кто из историков ближе всего стоял к событиям Пирровой войны и первым отразил ее в своих сочинениях. И хотя здесь точного ответа мы также дат1> не в состоянии, все-таки круг вероятных претендентов на подобное первенство не столь уж широк.

В этой связи хотелось бы назвать три наиболее известных имени. Прежде всего, это сам Пирр, которому античная историческая традиция приписывает литературную деятельность (Cic. ad Fam., IX, 25; Dion. Hal. Ant. Rom., XX, 1; Plut. Pyrrh., 17; Aelian. Tact., I). Второе имя, которое следует здесь упомянуть, — эпирский историк Проксен, который, по-видимому, служил при дворе Пирра и был ответственен за создание героической генеалогии молосской династии. Третье имя — известный историк эпохи диадохов Гиероним из Кардии, который в своем произведении отразил не только борьбу Антигона Гоната против Пирра, но и затронул сюжеты, относящиеся к экспедиции эпирского царя в Италию.

Итак, экспедиция Пирра на Запад имела для всего античного мира огромное историческое значение. До этого времени развивавшиеся рядом друг с другом два мира — греческий и римской — не вступали между собой практически ни в какие отношения (во всяком случае, достоверной информации об этом в источниках нет). Они лишь знали или скорее всего догадывались о существовании друг друга. Вмешательство Пирра в италийские дела открыло грекам Рим, а римлянам — греческий мир. И хотя первые контакты были сделаны сначала на военном, а затем уже на дипломатическом уровне, это ни в коей мере не снижает их значимости. Вслед за военным и дипломатическими начались культурные, торговые и другие контакты. Был сделан важный шаг к единству’ античной цивилизации.

Рим и Тарент к 280 г. до н. э.:

начало конфликта

В 282 г. до н. э. римская эскадра из десяти кораблей вошла в гавань Тарента, хотя, как уже было указано выше, в соответствии с договором, заключенным ранее, римлянам было запрещено появляться севернее Лацинийского мыса. Тарентинцы, возмущенные этим нарушением, атаковали римлян, частично потопив, частично захватив корабли непрошеных гостей. Таково содержание сведений античных авторов о завязке римско-тарентинского конфликта (Dion Hal. Ant. Rom., XIX, 4; App. Samn., 7; Dio Cass., fr. 39, 4–6: Zon., VIII, 2, 2; Liv. Per., 12; Flor., I, 13; Oros., IV, 1, I·)·

Нападению тарентинцев на римскую эскадру, имевшему огромные последствия,