Стивен Кинг за железным занавесом (история книг С. Кинга в СССР и России, 1981-2025) - Ернар Шамбаев

презрительное фырканье. Кинг? Фи. Это, простите, не Чехов, не Ибсен, не Беккет, в конце концов. Кинг – это для детей и подростков. Или для тех взрослых, которым не дано постичь глубин настоящего искусства.

Кингом брезгуют, как бульварной литературой из перехода. Его чтение – как дурная привычка, в которой не признаются даже под пытками. В этих кругах куда безопаснее сказать, что вы засыпаете под раннего Томаса Бернхарда, чем признаться, что не могли оторваться от «Кладбища домашних животных». А ставить его на сцене академического театра – и вовсе дурной тон. Это все равно что принести в филармонию плеер с рок-н-роллом.

Снобизм в отношении Кинга напоминает секту. Для многих из них Кинг – это не литература, а что-то вроде литературного фастфуда: может, и вкусно, но приличные люди такое не едят. Разве можно ставить в репертуар театра второсортное чтиво для домохозяек, охранников и подростков, у «которых еще нет вкуса»?

Кинг – это то, что читают в электричке, но никак не то, что произносят в буфете Театра на Таганке. Это не «высокий стиль», не изысканная драматургия. Это продукт массового спроса, а массовый спрос, как известно, враг настоящего искусства. Все, что массово любимо, автоматически подозрительно. Все, что читают миллионы, – лишено эстетики.

И потому смелость Вячеслава Гвоздкова – не только в том, что он решился поставить «Побег из Шоушенка» по Стивену Кингу. Смелость была в том, чтобы открыто сказать: Кинг – это театр.

В России фильм по повести Стивена Кинга о банкире, попавшем в тюрьму и годами пробивающем тоннель геологическим молотком за плакатом с красоткой, всегда выходил под громким и интригующим названием «Побег из Шоушенка». Это устойчивое имя, узнаваемое и закрепленное в массовом сознании. Однако с точки зрения точности – как литературной, так и смысловой – оно вызывает определенные вопросы.

Во-первых, название слишком рано раскрывает сюжетную развязку. Сам побег – кульминационный момент истории, тщательно подготовленный, драматически выстроенный и остающийся до поры до времени скрытым от читателя или зрителя. В американской версии название, наоборот, уводит в сторону, провоцирует задуматься. Оно – не о побеге, а о внутренней трансформации, искуплении, о пути от отчаяния к надежде. Само слово Redemption («искупление») задает другой акцент: не физическое бегство, а восстановление достоинства, медленный внутренний рост, свет в конце тоннеля. Это не криминальная драма, а философская притча. Это «Искупление в тюрьме Шоушенк» или «Искупление Шоушенком».

Во-вторых, оригинальное название произведения звучит как «Rita Hayworth and Shawshank Redemption», что еще сильнее сбивает с толку – особенно тех, кто ожидает от книги роман о кинозвезде 40-х. Кинг объяснял, что хотел добиться ощущения старомодного тюремного романа, вроде тех, что выходили в середине XX века в мягкой обложке. Подзаголовок, под которым вышла повесть, – Hope Springs Eternal («Весны извечные надежды» или даже «Надежда умирает последней») – еще сильнее акцентирует философскую глубину. И в этом смысле «Побег» – слишком приземленное название, превращающее сложную историю в остросюжетный боевик.

Существуют и альтернативные переводы. Писатель и переводчик Сергей Таск предложил вольный вариант: «Домашний адрес: тюрьма». Название звучит как ироничный штамп из личного дела заключенного и при этом сохраняет ощущение абсурдной, бюрократической безнадежности. Оно передает атмосферу повести, где герой обретает свободу внутренне, проживая десятилетия в стенах Шоушенка и не теряя собственного «я».

Тем не менее, именно формула «Побег из Шоушенка» победила. Она прижилась в культуре, стала фразой-символом. Теперь уже поздно что-то менять. И театральные постановки в России используют именно это название, воспринимая его как единственно возможное.

В октябре 2015 года на сцене Самарского академического театра драмы им. М. Горького прошла премьера спектакля «Побег из Шоушенка» – первая в России театральная адаптация этой повести Кинга. Над пьесой работал режиссер Вячеслав Гвоздков, известный своей тягой к темам человеческого достоинства и внутренней свободы. Он уже ставил в СССР «Полет над гнездом кукушки» – произведение, во многом близкое по духу.

«Вот эта тема человека, который может изменить вокруг себя мир, меня всегда волновала. И тема человека с достоинством, свободного внутренне», – говорил Гвоздков[94].

Работа над спектаклем длилась пять лет, пережив трагические перерывы – смерть одного актера, болезнь другого. В результате, к сцене вернулся Андрей Нецветаев (Энди). Из бюджета в 3,7 миллиона рублей почти половина ушла на модернизацию механизмов сцены. Перевод и сценическую адаптацию книги подготовила дочь режиссера Александра Гвоздкова, живущая в США.

Убить лангольера

Ночью 20 февраля 2017 года в провинциальном городке Березники, что в Пермском крае, произошло, на первый взгляд, обычное, заурядное преступление на бытовой почве. Два соседа по коммунальной квартире распивали разбавленный спирт, поссорились, один схватил нож – другой погиб. Ежегодно по стране фиксируются сотни, если не тысячи подобных трагедий, отличающихся лишь временем, местом и участниками. Однако в этот раз внимание привлек необычный мотив убийства.

Как выяснилось, 59-летний житель Березников (Валерий Б.) принял своего 51-летнего товарища за… лангольера – фантастическое существо из повести Стивена Кинга «The Langoliers», которое грызет и пожирает прошлое. Валерий Б. был уверен, что защищается от чудовища, и ударил собутыльника ножом в область сердца. Тот скончался на месте. Убийца страдал психическим расстройством, стоял на учете в психбольнице и всего за несколько дней до трагедии вышел из стационара. После убийства он сам позвонил в полицию и признался в содеянном. Суд заключил его под стражу, была назначена судебно-психиатрическая экспертиза.

Алкоголь сделал свое дело – усилил бред, разжег галлюцинации, и белая горячка расставила декорации. В помутненном сознании убийцы сосед вдруг превратился в зубастое чудище из американского ужастика – стал лангольером, пришедшим, возможно, чтобы сожрать его самого.

«– Убивать не хотел, думал, что убивал лангольера, – оправдывался 59-летний Валерий Б. следователю. – Они у меня каждый день из шкафа лезут. Я их лопаю ножом»[95].

Стивен Кинг давно и прочно стал частью российской культурной реальности, причем настолько прочно, что его вымышленные монстры начали проникать в самые темные уголки сознания граждан, и порой с трагическими последствиями.

Неясно, читал ли Валерий Б. повесть Кинга «Лангольеры» или запомнил персонажей по телевизионной экранизации 1995 года, которую неоднократно показывали на Первом канале (скорее всего, второе). Однако сам факт произошедшего говорит о том, насколько глубоко эти фантастические создания с пастью, усеянной острыми зубами, запали ему в память и обрели форму прямой угрозы.

Мобильный Кинг

Как водится по старой доброй традиции, все лучшее полагается Москве. Эта непреложная истина вновь подтвердилась весной 2017 года, когда столичные пассажиры получили в свое распоряжение уникальный