Золотой Оклад или Живые Души. Книга чудес - Пётр Георгиевич Паламарчук

бы случайно ложащегося прямо в строку сведения, то ли открывшейся впопад книжной страницы либо будто нарочно попавшегося поперечного встречного — можно почти что уверенно счесть: угодил. Правда, и обезьянничающий бес тоже вполне способен рядом раскинуть удочки; а однажды, трудясь над загадкою вскрытия могилы Гоголя, пришлось даже вместе с целою вереницей действительно счастливых подсказок судьбы подцепить и чисто гоголевские заморочки, так что и ключи стали пропадать в архивах, и пленка засвечиваться у киношников, и статьи из газет полувековой давности исчезать прямо с листа насовсем.

И все же… Вот, скажем, покуда сейчас, в 1992 году, составлялись эти заметки, удалось благодаря добрым людям выяснить, кто написал как бы безымянный очерк про Казанскую икону в журнале московского отделения общества охраны памятников. Это оказался сельский священник со Псковщины — маститый протоиерей Василий Швец из села со звучным именованием Каменный Конец. Но стучаться к нему прямо в окошко, кажется, нету смысла — с близкими по духу людьми полезно иногда пребыть как бы на расстоянии, уважая их самость.

Тут лучше пересказать еще одно совпадение. Он излагает ходившую по рукам повесть, которую мне тоже привелось лет десять назад читать — у помянутого уже отца Владимира Кишкуна на Тракае. Она составлена в духе сказания о мудреце и благосклонном царе. Только старец на сей раз действительно почтенен, а государем скинулся негодяй Сталин.

Ин, видать, время и такого злодея может выставить, даже против его личной воли, исполнителем Божьих судеб — не на тот ли предмет написан и булгаковский роман о мастере? Итак: в самом еще начале второй мировой войны митрополит антиохийского Патриархата со звонким титулом «Гор Ливанских» Илия решил уйти в затвор на молитву Матери Господа с просьбой открыть — чем можно помочь России. Спустившись в каменное подземелье и оставив себе только Ее икону, он трое суток соблюдал совершенный пост и коленопреклоненно предстоял небесной Заступнице рода христианского.

Наконец, Она спустилась к нему в огненном столпе и приказала объявить властям далекой северной страны то, что необходимо для спасения ее и всего мира. А именно: вновь открыть затворенные храмы и духовные училища, возвратить из тюрем и мирских служб оставшихся в живых священнослужителей, ни в коем случае не сдавать немцам Петрограда, а взять список Казанской иконы и обнести с крестным ходом вокруг города, совершить перед другим — московским — списком молебен во второй столице страны, а затем везти с собою сей образ вплоть до достижения войсками исконных границ государства; после же победы самому Илии прибыть в Россию и рассказать о сбывшемся пророчестве.

Владыка митрополит передал через редких оставшихся на Востоке русских иереев все услышанное в Москву и, как благочестиво повествует сказание, недоучившийся семинарист Джугашвили решил на всякий случай испытать также этот способ спастись от казавшейся неминуемой гибели. В рукописи отца Василия содержатся сведения, которые вроде и можно бы проверить, но коим скорее хочется доверять — что именно молебнами перед Казанским образом начинались битвы за освобождение Санкт-Петербурга, Царицына и даже Кенигсберга. Да и Киев действительно пал 22 октября по старому счету, на день праздника Казанского образа.

В 1947 году, выполняя обет, митрополит Илия впервые приехал на Русь, где ему новоизбранный патриарх Алексий преподнес изображение Казанской Богоматери, а также обязательную принадлежность облачения православного архиерея — богородичное изображение, именуемое «панагия», с драгоценными камнями из всех областей страны, которая тем самым как бы вся участвовала в благодарной памяти. Очевидец вспоминал, что во время молебна перед петербургским списком во Владимирском соборе сотни тысяч горожан вместе с гостем в один голос пели тропарь «Заступнице усердная», сочиненный некогда Гермогеном. А в только что открытой духовной академии ректор епископ Симон богословски (и художественно) точно сказал: «Издавна Русь называют Домом Божией Матери, почему и здесь, в панагии Вашей, вы видите изображение Божией Матери в окружении всей Российской земли, ибо нет у нас края, который бы не дал своей частицы для нее». При этом, как зорко подметил рассказчик, у духовенства бороды были мокрыми от слез.

Меру жизни владыке Илии Бог отпустил щедрую: он скончался 97 лет совсем еще недавно. Некий доброхотный сотрудник сумел даже вставить в некролог, помещенный в журнале Московской Патриархии, утвердительные намеки, благодаря которым множеству людей, передававших с рук на руки рукописание, сделалось ясно, что основное его содержание совершенно правдиво…

Нужно признаться, что не последним поводом для написания данной повести послужило и совсем недавнее, 1990 года, решение восстановить вновь всего за пять лет, казалось бы, навсегда порушенный Казанский собор на Красной площади. Неспроста и в следующем году в Петрограде при передаче одноименного храма на Невском от музея атеизма православным верующим были обнаружены святые мощи столь радевшего о почитании прославленного русского образа преподобного Серафима.

Что же касается до Казани, то, как гласят справочники, монастырский собор Рождества Богородицы, выстроенный в 1798—1807 годах по проекту архитектора Ивана Старова, был при советах снесен; сохранились лишь церковь Николы Тульского 1810-1816-й, двухэтажные настоятельские корпуса и надвратный храм Софии рубежа семнадцатого и восемнадцатого столетий. Да еще по адресу «улица Большая Красная». Однако…

Опять-таки в пору составления этих замет мне привелось свести знакомство со знатоком казанских достопамятностей диаконом Николаем Н. Он долгое время занимался историей загадочно исчезнувшей Волжской Болгарии и, помимо прочих главных выводов, выяснил, что один из трех сыновей болгарского кагана седьмого столетия Кубрата бывал при дворе византийского императора и даже как будто крестился в Константинополе. По очень похожему на истину мнению отца Николая, найденный некогда в обшлаге однорядки в Казани образ, изрядно напоминающий покровительницу Второго Рима Влахернскую икону, и был некогда вывезен с берегов Босфора.

43

Следующий рассказ да послужит укором для записных жидоедов. А поскольку лицо, здесь упоминаемое, довольно-таки известно в московских кругах, назову его несколько обиняком. По матери фамилия его вполне русская, ее он нынче и носит; по отцу же, что называется, совсем иная.

Историк по образованию, мало-помалу он, как и многие из их поколения, пришел к вере. Сделаться наконец священником помогло некоторое хитрое обстоятельство. Кафедру Курских архиереев тогда занимал Хризостом — то есть по-русски Златоуст — со знаковою фамилией Мартишкин. При том он еще числился по весьма властному ведомству внешних сношений Патриархии. Пользуясь до поры изрядными полномочиями, перерастающими в поблажки, владыка предпринял любопытный ход.

В брежневское временщичество предпочитали храмов откровенно не притворять, а, оставив на регистрации, просто не давать священников после смерти очередного старого настоятеля и держать в таком