Евгений Шварц - Михаил Михайлович Кунин

ведь в противном случае он не был бы тайным. А Доктор, который осматривает Ученого, рекомендует ему «махнуть на всё рукой» и «посмотреть на всё сквозь пальцы», советуя также для полного выздоровления овладеть искусством «пожимать плечами».

На стороне добра стоят Ученый и Аннунциата – чистая, самоотверженная, любящая и нравственно сильная девушка, всеми силами помогающая Ученому. На стороне зла – Тень и ее прислужники, лакеи и стяжатели, так знакомые зрителю любых поколений. Слова «Тень, знай свое место» по-прежнему актуальны, хотя действие этого заклинания всегда краткосрочно. Но, как говорит Ученый у Шварца, «чтобы победить, надо идти и на смерть». И всё же, несмотря на видимую победу Ученого, финал пьесы нельзя назвать оптимистичным – Ученый вместе с преданной ему Аннунциатой уходят из города, поскольку изменить порядок вещей в нем и нравственный облик его жителей они не могут. Казалось бы, после слов Ученого «Тень, знай свое место» Тень оказывается побежденной и должна быть низвергнута. Но жителям города не нужен такой финал – они вполне удовлетворены нахождением Тени на престоле.

Между тем Ученый, переживший казнь и последующее оживление, произносит ту же реплику, что и его Тень: «Мне больно глотать». Физически они переживают одни и те же ощущения, ведь Тень – это часть Ученого, его темная сторона, которая, несмотря ни на что, осталась частью его личности. И не исключено, что творческим началом в себе Ученый обязан в том числе и этой темной стороне. Недаром в пьесе Шварца Доктор, сказав Ученому о том, что Тень ошеломила Принцессу, рассказав ей все ее сны, поясняет: «Да ведь сны и тени в близком родстве. Они, кажется, двоюродные». Но если это так, то сны и тени близки миру фантазий и творческому началу в человеке. А значит, потеряв Тень, Ученый утратил свою индивидуальность, нечто крайне важное в своей душевной и творческой жизни. И хотя этот вывод остается за скобками повествования, сюжет пьесы Шварца явственно перекликается в этом отношении с мыслью Шамиссо.

* * *

Во время пребывания в «Синопе» работа Евгения Львовича над пьесой «Тень» была закончена. Готовую рукопись он отправил почтой Акимову. Слухи о новом произведении быстро распространились по театрам. «Пьеса, пока она не запрещена, вызывает всеобщий интерес, и я получил множество телеграмм от множества театров, – вспоминал Шварц. – Каплер руками развел, увидя, сколько их лежит для меня на широком прилавке у портье. Теперь, когда пьеса была закончена, мы часто бывали в городе. Спокойствие и ласковость Катюши тех дней необыкновенно утешали меня. Мы путешествовали вместе. И каждое путешествие отличалось своим выражением. Вот полное радостных предчувствий возвращение морем на баркасе. Я сел за весло и греб с лодочником от города до “Синопа”, не испытывая усталости. А это был тяжелый баркас, полный людьми… И когда мы высадились у самого “Синопа”, лодочник поблагодарил меня, просто, как равного…» Состояние эмоционального подъема долго не оставляло Евгения Львовича.

Репетиции нового спектакля начались в Театре комедии почти сразу после получения Акимовым рукописи, а его премьера состоялась в апреле 1940 года. Шварц вспоминал впоследствии, что по мере приближения премьеры Акимов все больше сердился. «У нас разные, противоположные виды сознания, – писал о нем Шварц. – Свет, в котором видит он вещи, не отбрасывает тени. Как в полдень, когда небо в облаках. Всё ясно, всё видно и трезво. Свела нас жизнь, вероятно, именно поэтому. Он не слишком понимал, что ему делать с такой громоздкой пьесой. И по мужественному складу душевному обвинял в этом кого угодно, главным образом меня, только не себя». Незадолго до постановки премьеры в Доме писателя была организована выездная генеральная репетиция, на которой были показаны самые удачные кусочки спектакля. И хотя все были довольны, автор, как всегда, был не слишком уверен в успехе, но и не слишком беспокоился. На следующий день после генеральной репетиции на утренний просмотр пришла публика, и пьеса имела настоящий успех. «Даже я, – вспоминает Шварц, – со своим идиотским недоверием к собственному счастью (такой же вечный спутник, как беспечность при неудаче), испытал покой. Полный радости покой. <…> Я ушел с премьеры, или просмотра, с ощущением праздника».

Впрочем, это ощущение покоя и счастья исчезло, когда Евгений Львович узнал, что постановка не понравилась Ивану Соллертинскому, сказавшему, что это – «Ибсен для бедных»[70]. Соллертинский был весьма авторитетным театральным критиком, а Шварц всегда оставался ранимым и зависимым от мнений авторитетов, хотя эта слабость имела пределы – когда речь заходила о защите его друзей, он становился поистине могучим. «Как было понять себя и свою работу, и ее размеры в путаные и тесные времена? – размышляет Шварц. – Я увидел одно вдруг, что выразитель мнения сильной группы, связанной с настоящим искусством, осудил меня». Шварц не любил творчество Ибсена, и праздник кончился, он отрезвел.

Тем не менее спектакль с первых же постановок пошел с большим успехом. Много позднее, в 1960 году, Николай Акимов, по сути, назвал спектакль «Тень» визитной карточкой его театра, сказав, что для Театра Комедии «Тень» является таким же спектаклем, как «Чайка» для МХАТа или «Принцесса Турандот» для Вахтанговского театра. А тогда, после первой постановки 1940-го года, в очерке «Сказочник на нашей сцене» Акимов писал, что «“Тень” ставит перед театром ряд неожиданных и непредвиденных задач. <…> Как, по законам реализма, Тень должна отделяться от человека? Каким естественным жестом следует терять голову с плеч? Во всех таких случаях приходится, отложив театральные самоучилки, опытным путем, прислушиваясь к стилистике автора и к точным законам сказочного мира, угадывать решение».

Критики отмечали веселость этой легкой, изящной пьесы, несмотря на то что жизнь, показанная в ней, несет печать многих горестей, измены друзей, подкупов, обмана и предательства. Сказочная нить пьесы неизменно оценивалась критиками как одновременно трогательное и забавное повествование. Переплетение сказочных сюжетов с современностью отмечалось как искусство, в котором Шварцу нет равных. Таковы истории об источнике живой воды, о людоеде, поменявшем специальность и работающем теперь оценщиком в городском ломбарде, о девочке, наступившей на хлеб, но берегущей с тех пор свои новенькие туфли и, наконец, о том, что и составляет фабулу пьесы, – об отношениях между ученым и его собственной тенью! Недаром поэт Перец Маркиш, увидев актера Эраста Гарина в роли Тени, отмечал, что он «дает зрителю ощутить свою зависимость от человека». Исполнение Гариным этой роли современники считали одним из чудес актерского мастерства.

* * *

В мае 1940 года в Москве проходила декада ленинградского искусства, во время которой были показаны две пьесы Шварца – «Снежная королева» и «Тень». В московских газетах появились заметки