Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

Удары были направленными и некоторые попали в цель. Но я не отказался от решения вернуть украшения. Мне кое-как удалось вырвать у нее согласие. Все подарки, преподнесенные мне в 1896 и 1901 гг., были возвращены. Была приготовлена доверенность, и драгоценности положены в банк для использования их в интересах общины в соответствии с моими пожеланиями или желаниями доверенных лиц.

Когда мне нужны бывали средства для проведения общественных мероприятий, я считал, что могу взять требующуюся сумму из этого фонда, оставив нетронутым основной капитал. Деньги до сих пор находятся в банке, и сумма их постоянно растет за счет процентов. Мы пользовались ими по мере надобности.

Впоследствии я никогда не жалел о том, что передал драгоценности общине, и по прошествии ряда лет жена тоже осознала мудрость моего поступка. Он спас нас от многих искушений.

Я твердо придерживаюсь мнения, что человек, посвятивший себя служению обществу, не должен принимать дорогих подарков.

XIII. Снова в Индии

Итак, я отправился домой. Корабль заходил по пути в порт острова Св. Маврикия. Стоянка была длительной, и я сошел на берег, чтобы подробно познакомиться с местными условиями. В один из вечеров я побывал в гостях у сэра Чарльза Бруса, губернатора колоний.

По прибытии в Индию я некоторое время разъезжал по стране. В 1901 г. в Калькутте собиралось заседание Конгресса под председательством ныне покойного мистера (впоследствии сэра) Диншоу Вачи. Я, конечно, отправился на заседание Конгресса и там впервые познакомился с его работой.

Из Бомбея я выехал одним поездом с сэром Фирузшахом Мехтой, так как должен был поговорить с ним о делах в Южной Африке. Я знал, что он живет по-царски. Ехал он в специальном, для него заказанном салон-вагоне, и, чтобы побеседовать, мне было предложено проехать вместе с ним один перегон. На условленной станции я подошел к салон-вагону и попросил доложить о себе. С Мехтой ехали мистер Вача и мистер (теперь сэр) Чиманлал Сеталвад. Они вели разговор на политические темы. Увидев меня, сэр Фирузшах Мехта сказал:

– Ганди, кажется, ничего нельзя сделать для вас. Конечно, мы примем резолюцию, которую вы предложите. Но какими мы располагаем правами в своей стране? Я думаю, что, пока мы не обладаем властью в собственной стране, вы не сможете добиться улучшения положения в колониях.

Его слова привели меня в смущение. Мистер Сеталвад, казалось, был согласен с ним. Мистер Вача бросил на меня сочувственный взгляд.

Я пытался возражать сэру Фирузшаху, но такому человеку, как я, было совершенно немыслимо переубедить некоронованного короля Бомбея. Я удовлетворился тем, что мне разрешат внести на обсуждение резолюцию.

– Вы, конечно, покажете мне резолюцию, – сказал мистер Вача, чтобы приободрить меня.

Я поблагодарил его и на следующей остановке вышел из вагона.

Мы прибыли в Калькутту. Организационный комитет устроил пышную встречу президенту. Я спросил добровольца[10], куда мне идти. Он довел меня до Рипон-колледжа, где разместилась часть делегатов. Судьба мне благоприятствовала. В том же здании, что и я, поселился Локаманья. Насколько помнится, он прибыл днем позже.

Локаманью, разумеется, нельзя представить себе без его дурбара. Будь я художником, я нарисовал бы его сидящим на кровати. Таким он запечатлелся в моей памяти. Из бесчисленных людей, заходивших к нему, припоминаю лишь одного – ныне покойного Бабу Мотилала Гхозе, редактора «Амрита базар патрика». Громкий смех присутствовавших и разговоры о преступных делах правящих кругов забыть невозможно.

Расскажу подробнее об обстановке, в которой работал Конгресс. Добровольцы ругались друг с другом. Если вы просили одного из них сделать что-либо, он перепоручал это другому, а тот, в свою очередь, третьему и т. д. Что касается делегатов, то они вообще были не у дел.

Я подружился с несколькими добровольцами и рассказал им кое-что о Южной Африке; они немного устыдились своей бездеятельности. Я попытался разъяснить им тайну служения обществу. Они, казалось, понимали меня. Но дух служения быстро не вырабатывается. Он предполагает наличие в первую очередь желания, а потом уже опыта. У этих простодушных хороших юношей не было недостатка в желании, но совершенно отсутствовал опыт. Конгресс собирался раз в год на три дня, а остальное время бездействовал. Какой опыт можно было приобрести, лишь участвуя в его заседаниях? Делегаты не отличались от добровольцев. У них также не было опыта. Они ничего не делали сами.

– Доброволец, сделай это. Доброволец, сделай то, – постоянно приказывали они.

Даже здесь я столкнулся с проблемой неприкасаемости. Кухня тамилов была расположена на далеком расстоянии от всех остальных. Делегаты-тамилы чувствовали себя оскверненными даже при одном взгляде постороннего на их обед. Поэтому для них и была построена специальная кухня в компаунде колледжа, отгороженная от всех остальных стенами. Там всегда было дымно и душно. Это была одновременно кухня, столовая и умывальная комната – тесный ящик, лишенный даже окон. Мне она казалась пародией на Варнадхарму. Если существует неприкасаемость между делегатами Конгресса, думал я, вздыхая, можно себе представить степень ее распространенности среди их избирателей.

Условия жизни были ужасно антисанитарны. Повсюду стояли лужи. Имелось всего несколько общественных уборных; воспоминание о вони, исходившей оттуда, до сих пор вызывает у меня отвращение. Я указал на это добровольцам. Они резко ответили мне:

– Это дело не наше, а мусорщика.

Я попросил метлу. Человек, к которому я обратился, посмотрел на меня с удивлением. Я достал метлу и вычистил уборную. Но людей было так много, а уборных так мало, что их надо было чистить очень часто, а это было мне уже не по силам. Поэтому я был вынужден обслуживать только себя. А остальные, по-видимому, не обращали внимания на грязь и вонь.

Но это еще не всё. Некоторые делегаты не стеснялись пользоваться верандами своих комнат для отправления естественных потребностей по ночам. Утром я все это показал добровольцам. Но никто не согласился заняться уборкой, не захотел разделить эту честь со мной. С тех пор условия заметно изменились к лучшему, но даже теперь некоторые легкомысленные делегаты позорят Конгресс, отправляя естественные потребности где им заблагорассудится, а добровольцы не всегда хотят убирать за ними.

Если бы сессии Конгресса были более продолжительными, могли бы вспыхнуть эпидемии, так как условия вполне благоприятствовали этому.

XIV. Клерк и слуга

До начала сессии Конгресса оставалось еще два дня. Желая приобрести некоторый опыт, я решил предложить свои услуги бюро Конгресса. Поэтому,