Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

то время, как один не слышит ничего, кроме восхваления Бога, другой сосредоточивает свой слух на сквернословии. Оба часто бодрствуют до глубокой ночи, но тогда как один посвящает эти часы молитве, другой коротает их в диком изнурительном веселье. Оба питают свой дух, но первый ради чистоты храма Божьего, второй же – для того, чтобы насытиться и превратить священный сосуд в зловонную клоаку. Таким образом, оба живут на противоположных полюсах, и расстояние, разделяющее их, с течением времени увеличивается, а не сокращается.

Брахмачария означает контроль над чувствами в области мысли, слов и поступков. С каждым днем я все более убеждался в необходимости уже упомянутых форм воздержания. Нет предела возможностям отречения, точно так же, как нет предела возможностям брахмачарии. Состояние брахмачари нельзя достигнуть благодаря частичным усилиям. Для многих людей брахмачария должна остаться лишь идеалом. Человек, стремящийся к брахмачарии, всегда будет отдавать себе отчет в своих недостатках, он будет выискивать страсти, таящиеся в глубине его души, и постоянно стараться освободиться от них. До тех пор, пока воля не полностью контролирует мысль, нет брахмачари в настоящем смысле слова.

Непроизвольно возникающая мысль – болезнь разума; обуздание ее означает обуздание разума, что еще более трудно, чем обуздание ветра. Тем не менее сущий в нас Бог позволяет контролировать даже разум. Не следует думать, что это невозможно только потому, что трудно. Это наивысший идеал, и потому вполне естественно, что необходимо приложить максимум усилий, чтобы достигнуть его.

Лишь вернувшись в Индию, я убедился, что достигнуть такого рода состояния брахмачарии при помощи одних человеческих усилий невозможно. Раньше я заблуждался, полагая, что диета, состоящая из одних фруктов, позволит мне искоренить все страсти, и льстил себя надеждой, что ничего другого мне делать не нужно.

Однако не буду забегать вперед. Позвольте только разъяснить. Те, кто хочет соблюдать брахмачарию, стремясь познать Бога, не должны отчаиваться. Их вера в Бога равносильна их вере в собственные силы.

Для отрешенного человека исчезают предметы, не вкус к ним,

Но для узревшего высшее и вкус исчезает.

Поэтому его имя и его благоволение являются последними источниками для того, кто стремится достичь состояния мокша. Эту истину я постиг только после возвращения в Индию.

IX. Простая жизнь

Я стал вести спокойную и удобную жизнь, но продолжалось это недолго. Дом мой был обставлен уютно, но не прельщал меня. Вскоре я вновь стал сокращать свои расходы. Счета из прачечной были огромными, а поскольку прачка не отличался пунктуальностью, мне не хватало даже двух или трех дюжин рубашек и воротничков. Воротнички приходилось менять ежедневно, а рубашки если не каждый день, то по крайней мере через день. Все это было связано с расходами, которые показались мне ненужными, и в целях экономии я обзавелся принадлежностями для стирки белья. Я купил руководство по стирке, изучил это искусство сам и обучил ему жену. Работы, конечно, мне прибавилось, но новизна этого занятия делала его приятным.

Никогда не забуду первого выстиранного мною воротничка. Я накрахмалил его больше, чем нужно, и из опасения сжечь лишь слегка прикасался к нему чуть нагретым утюгом. Воротничок оказался довольно жестким, а лишний крахмал все время осыпался. Я отправился в суд, надев этот воротничок, и вызвал смех своих коллег-адвокатов. Но уже тогда я умел не обращать внимания на насмешки.

– Что же, – говорил я, – ведь это мой первый опыт стирки воротничков, а отсюда и излишний крахмал. Он осыпается, но это меня нисколько не беспокоит, к тому же я доставил вам столько удовольствия.

– Но ведь у нас нет недостатка в прачечных! – сказал один из приятелей.

– Прачечные берут за стирку очень дорого, – ответил я. – Стирка воротничка стоит почти столько же, сколько новый воротничок, да еще приходится постоянно зависеть от прачки. Я предпочитаю стирать свои вещи сам.

Но я не в силах был заставить друзей понять красоту самообслуживания. С течением времени я стал заправским прачкой и стирал не хуже, чем в прачечной. Мои воротнички были не менее твердыми и блестящими, чем у других.

Когда Гокхале приехал в Южную Африку, он привез с собой галстук, полученный им в подарок от Махадева Говинда Ранаде. Гокхале очень берег эту вещь как память: он надевал галстук лишь в исключительных случаях. Как-то ему понадобилось надеть его на банкет, который давали в его честь индийцы в Йоханнесбурге. Галстук был помят, и его следовало выгладить. Отдать его в прачечную и своевременно получить обратно уже не было возможности. Я предложил испробовать мое искусство.

– Я верю в ваши способности как адвоката, но не верю в ваши таланты по части стирки, – сказал Гокхале. – Что же будет, если вы испортите мне галстук? Вы понимаете, что он для меня значит?

И он рассказал, как получил этот подарок. Но я продолжал настаивать, поручился за качество работы и добился разрешения выгладить галстук. В результате я получил похвальный аттестат. После этого мне совершенно безразлично, если все прочие люди мира откажут мне в выдаче такого аттестата.

Я освободился не только от ига прачечной, но достиг также независимости и от парикмахера. Люди, побывавшие в Англии, нередко научаются там бриться самостоятельно, но никто, насколько мне известно, не научился стричь себе волосы. Мне пришлось освоить и это. Однажды я зашел к английскому парикмахеру в Претории. Он с презрением отказался стричь меня. Я почувствовал себя обиженным, однако немедленно купил ножницы и остриг волосы перед зеркалом. Стрижка передней части головы более или менее удалась, но затылок я испортил. Друзья в суде надрывались от хохота.

– Что с вашими волосами, Ганди? Не обгрызли ли их крысы?

– Нет, белый парикмахер не снизошел до того, чтобы дотронуться до моих черных волос, – ответил я, – и я предпочел сам стричь их, как бы плохо у меня ни получалось.

Ответ мой не удивил друзей.

Парикмахер был тут ни при чем. Обслуживая черных, он рисковал потерять свою клиентуру. В Индии мы не разрешаем нашим парикмахерам обслуживать наших неприкасаемых братьев. Мне отплатили за это в Южной Африке – и неоднократно. Мысль о том, что это наказание за наши грехи, удерживала меня от возмущения.

Те крайние формы, которые в конце концов приняла моя страсть к самообслуживанию и к простоте, опишу в другом месте. Семена были брошены. Они нуждались в поливе, чтобы прорасти, зацвести и дать плоды. И я понял это в нужный момент.

X. Бурская война

Я вынужден опустить здесь многое из