Пути России от Ельцина до Батыя: история наоборот - Дмитрий Яковлевич Травин

Глава десятая. О том, что не бывает «беспутных» стран

Зависимость от исторического пути не является уникальной чертой России. Подобным образом развиваются все страны. Иногда при поверхностном взгляде на зарубежную историю нам кажется, будто в ней нет такой сложной цепочки зависимостей. Но обстоятельный аналитический разбор проблем показывает, как прошлое формирует будущее, и демонстрирует развилки, на которых можно было при определенных обстоятельствах пойти иным путем. «Беспутных» стран не бывает, хотя путь каждой весьма специфичен. Подробно я анализирую исторические пути зарубежных стран в других книгах, но здесь надо кратко разобрать ряд примеров, чтобы прослеженные выше многовековые российские метаморфозы не выглядели чем-то выбивающимся из нормы.

Как «генералы» Генеральные штаты одолели

Франция, как и Россия, — страна нескольких крупных революций, сотрясавших общество на протяжении почти целого столетия. Но Россию часто рассматривают в качестве символа европейской деспотии, тогда как Францию представляют страной, постоянно борющейся за свободу. Русская революция интерпретируется как бунт рабов, подстрекаемых смутьянами. Французская — как «Свобода на баррикадах», вдохновленная идеями Просвещения. Почему так получается?

Цепочка французских революций, первое звено которой было выковано в 1789 году, а последнее — в 1871-м, порождалась в целом теми же проблемами, которые позднее породили российскую нестабильность. Быстро меняющееся общество разрывалось на части целой системой острых противоречий (межклассовых и внутриклассовых, межрегиональных, идеологических). Первая революция (так называемая Великая буржуазная) привела Францию к поистине катастрофическим последствиям, погрузив в жестокий якобинский террор, а затем — в длительные революционные и Наполеоновские войны, выкосившие значительную часть мужского населения страны. Следующие революции (1830 и 1848 годов) оказались мягче. Они разрешали часть накопившихся противоречий, трансформировали общество, приводили к власти те группы интересов, которые в целом способствовали развитию рыночного хозяйства. Последняя революция (1871 года) обернулась Парижской коммуной, но завершилась формированием устойчивой Третьей республики, которая уже не уступила место ни новой монархии, ни новой империи, ни новой якобинской деспотии. Революционная цепочка событий показывает, что Франция шла по пути естественных перемен, но столь же естественной была и неспособность французского общества пройти этот путь мягко, мирно, аккуратно — с помощью разумных компромиссов.

Франция не была обречена на то, чтобы пройти именно через четыре революции. Да и последствия революций могли быть иными.

Скажем, в 1789 году развал так называемого «старого режима» (предреволюционной монархии) был спровоцирован созывом Генеральных штатов, ставших своеобразным штабом революции. Большое число собравшихся в одном месте людей, настроенных на перемены под воздействием как идей Просвещения, так и сложной совокупности групповых интересов, начало борьбу за свободу, с которой слабая королевская власть не смогла справиться. Если бы Людовик XVI не собрал этот «террариум единомышленников», многое могло пойти по-другому и «старый режим» еще продержался бы какое-то время. Но король так погряз в комплексе нерешенных проблем (финансовых в первую очередь), что вряд ли мог долго управлять страной без консультаций с «общественностью».

На то, каким путем шла Франция в период между революциями, огромное влияние оказали конкретные персоналии. Вряд ли нужно объяснять роль Наполеона I в истории Франции, но про Наполеона III следует сказать, что в созданной им Второй империи предпринимались серьезные шаги по развитию экономики, которых при другом правителе могло и не быть. Однако «Наполеон малый», как называл его Виктор Гюго, запутался во внешней политике, проиграл войну Пруссии и тем самым подорвал свои внутриполитические позиции.

В конечном счете Франция через революции, монархии и империи двигалась все же по пути модернизации. Получалось что-то вроде «шаг назад, два шага вперед». В такой ситуации каждый «шаг назад» стал многими рассматриваться как историческая случайность, а каждые «два шага вперед» — как закономерное следствие борьбы за свободу, начатой со взятия Бастилии и пения «Марсельезы». В России к настоящему времени при общем с Францией сходстве причин и характера революционной борьбы результаты модернизации оказались далеко не оптимальны. Рынок устоялся, демократия — нет. До установления Третьей республики дело пока не дошло, а вот противоречивую Вторую империю мы кое в чем напоминаем. Неудивительно, что оценки исторического пути часто оказываются пессимистическими: мол, до республики не доживем, так и увязнем в империи.

Французский исторический путь эпохи революций, как и наш исторический путь, не был жестко предопределен развитием «старого режима», но и не начинался с чистого листа. Хотя крепостное право во Франции рухнуло на исходе Средневековья, неразрешенность земельных проблем сохранялась. Отдельные города быстро экономически развивались, формируя сильную буржуазию, но многие периферийные регионы оставались оплотом консервативной аристократии. Первым серьезным обострением противоречий, вызванных развитием страны, можно считать так называемую Фронду. Это была гражданская война, и случилась она практически тогда же, когда разразилась гражданская война в Англии (в середине XVII века). Но в Англии противостояние привело к падению монархии и казни Карла I, тогда как во Франции — к сокрушению Фронды и резкому усилению монархии при Людовике XIV. Соответственно, в Англии начались трансформационные процессы, о которых будет сказано дальше, тогда как во Франции политические преобразования не начались, зато резко возрос размер армии и активизировалось участие монарха во внешней политике. Людовик XIV стал претендовать на общеевропейское доминирование.

Почему же французские фрондеры проиграли борьбу, тогда как английский парламент ее выиграл? Все обстоятельства в данном коротком тексте рассмотреть невозможно, но одно любопытно было бы выделить. Английский парламент к тому времени стал устойчивым институтом, который, хоть и терпел от монархии постоянное ущемление прав, в политической борьбе сражался с королем почти на равных. Во Франции же Генеральные штаты постепенно теряли свое значение. Король не собирал их с 1614 по 1789 год, и, соответственно, в дни Фронды они отсутствовали. В Париже не было столь мощной политической силы, противостоящей монархии, как английский парламент середины XVII века или французские Генеральные штаты 1789 года.

Почему же оказалась столь различной судьба представительных органов двух соседних стран — Англии и Франции? Для выяснения этого вопроса надо дальше погрузиться в бездонный исторический колодец Томаса Манна. О судьбе английского парламента речь пойдет чуть дальше. А вот о судьбе французских Генеральных штатов самое время поговорить сейчас. Они пережили свой период расцвета и свой период упадка по вполне объективным обстоятельствам.

Период расцвета у них был в годы Столетней войны, когда французская монархия проявила свою слабость: и военную, и организационную, и финансовую. В этой ситуации возрастала роль институтов, которые могли собрать деньги для противостояния англичанам. Генеральные штаты были именно таким органом. Представительство той эпохи сильно отличалось от современного. Генеральные штаты представляли не весь народ, а лишь