Пути России от Ельцина до Батыя: история наоборот - Дмитрий Яковлевич Травин

ту его часть, с которой королю имело смысл вести переговоры об оказании финансовой поддержки. И они ее оказывали, но одновременно перетягивали на себя «одеяло власти», не только давая деньги короне, но и стремясь контролировать их использование в интересах укрепления обороноспособности.

Укрепление обороноспособности неизбежно приводило к укреплению монархии, поскольку новые, хорошо организованные и щедро профинансированные воинские части (так называемые ордонансные роты) находились не под властью народных избранников, а под управлением короля. В XV веке вряд ли дело могло сложиться иначе. Государством и армией руководили монархи. Парламенты или штаты не способны были их заменить. Роль парламентариев состояла лишь в том, чтобы помогать короне, когда та их к тому призывала. Некоторое расширение или сужение масштабов помощи было вполне возможно. Оно зависело от многих конкретных обстоятельств. Но принципиальному изменению соотношения сил короля и Генеральных штатов препятствовали вековая традиция и сложившиеся в средневековом обществе религиозные представления: королевская власть считалась властью, происходящей от Бога, и избранные народом представители не имели той легитимности, которую имел монарх как Божий избранник.

Таким образом, в руках короля оказалась военная сила, порожденная Генеральными штатами и вполне способная их погубить. И она их погубила. По мере укрепления своей власти король стал прибегать к сбору налогов напрямую, а не через народных избранников. Согласие Генеральных штатов требовалось все реже. А поскольку они перестали выполнять важные государственные функции, король перестал их собирать. В период ослабления монархической власти (в период Религиозных войн) штаты возрождались, однако, когда пресеклась династия Валуа и утвердилась династия Бурбонов, с народным представительством было покончено вплоть до 1789 года. Кардинал Ришелье использовал силу для унификации налогового бремени. Монархия все реже торговалась с регионами в вопросе о том, сколько те заплатят, но все чаще выкручивала народу руки и вытряхивала его карманы.

Во всей этой истории нет жесткой предопределенности. Нельзя исключить варианта развития событий, при котором монархия не восторжествовала бы над обществом, но была бы вынуждена заключать с ним соглашения. Скажем, так могло случиться, если бы в ходе Религиозных войн Генрих IV не стал однозначным победителем, но прибегнул бы к переговорам с сильными группами интересов, которые принудили бы его собирать время от времени Генеральные штаты. В истории Франции так не сложилось, но, скажем, в истории Польши, о которой пойдет речь далее, король не сумел избавиться от опеки со стороны дворянства.

Во Франции история пошла по пути, на котором сокращались возможности общества сопротивляться абсолютизму. И лишь в 1789 году выяснилось, что бесконечно править народом, не обращаясь за поддержкой к низам общества, трудно даже верхам, обладающим, казалось бы, абсолютной властью.

Как Испания потеряла свое счастье

О тех проблемах, которые мы здесь обсуждаем, Лев Толстой мог бы сказать: «Все счастливые страны счастливы одинаково, каждая несчастливая несчастлива по-своему». В отношении «счастливых стран» подобное утверждение было бы некоторым упрощением: с ними тоже не все просто. Но с «несчастливыми» именно так дело и обстоит. Помимо России есть в Европе еще две больших страны со сложным историческим путем, которым тоже в какой-то момент изменило счастье. Это Испания и Польша. Испания была в XVI веке самой сильной страной Европы, но затем случился упадок, который в той или иной мере давал о себе знать чуть ли не до конца ХХ столетия. А Польша в конце XVIII века оказалась разделена между соседями и восстановила свою государственность лишь в 1918 году. Понять, что стряслось с этими странами, можно, погружаясь, как и раньше, в наш любимый колодец Томаса Манна.

К середине XX века Испания представляла собой странное зрелище. Страна Западной Европы (хоть и южной ее части) отставала в своем развитии от Англии, Франции, Голландии, Бельгии, да, в общем-то, можно сказать, что и от Германии с Италией, несмотря на случившиеся с ними нацистскую и фашистскую катастрофы. Испания представляла собой отсталую в экономическом плане автократию, во главе которой стоял генералиссимус Франсиско Франко. В суровой и кровопролитной гражданской войне 1930-х годов Франко «спас» свою страну от левых радикалов, которым помогал сталинский СССР. Но избавление Испании от участия в советском эксперименте не сильно ей помогло. Капиталистический застой оказался немногим лучше бурного социалистического развития. Лишь комплексные радикальные экономические реформы, осуществленные в конце 1950-х, способствовали нормализации развития Испании. А политические преобразования произошли только после смерти Франко. Автократия постепенно превратилась в демократию, Испания вошла в Евросоюз, а испанская экономика стала частью европейской экономики и даже зоны евро.

При поверхностном рассмотрении проблемы развития Испании выглядят обычными проблемами догоняющего развития. Не могут же все страны модернизироваться синхронно! Ясно, что есть в этом процессе лидеры и аутсайдеры. Англия и Голландия добились успехов раньше, Испания и Португалия — позже. Если смотреть на историю Испании в XVIII–XX столетиях, признаки догоняющего развития будут заметны каждому. Испанцы стремились по мере сил формировать такие институты, чтобы броситься в погоню, скажем, за французами — своими успешными северными соседями.

Но такой поверхностный взгляд, брошенный с севера за Пиренеи, не дает нам ответа на чрезвычайно важный вопрос. Испанские города в Средние века уступали в экономическом развитии ряду североитальянских и нидерландских городов, но не городам французским и английским. То есть испанцы (кастильцы и каталонцы) были успешны. К началу Нового времени испанская монархия стала столь сильна, что претендовала на доминирование во всей Европе, на то, чтобы считаться оплотом католического мира. В эпоху, когда Московское государство пыталось с боями «войти в Европу», то успешно сражаясь на полях Ливонской войны, то отступая под давлением сильного противника, государство Испанское ставило задачу установления своего контроля в той или иной форме над самыми разными уголками Европы… А потом случилась катастрофа. И уже в XVIII–XIX веках Испания и Россия оказались двумя вполне сопоставимыми по уровню развития периферийными европейскими державами, причем первая по-прежнему находилась на спаде, а вторая — на подъеме.

Испанский упадок можно отсчитывать с середины XVII века, с того момента, когда несчастливо для Испании завершилась Тридцатилетняя война. Две ветви огромного дома Габсбургов — испанская и австрийская, — несмотря на совместные усилия по борьбе с немецкими протестантами, а также с Францией, Швецией, Англией, Данией, оказались у разбитого корыта. И это поражение стало следствием не только военных неудач и дипломатических провалов, но — самое главное — следствием упадка в финансово-экономической сфере и слабого политического устройства. В чем же были причины этих слабостей?

Одну причину обнаружить нетрудно. Долгое время Испания делала ставку на серебро, поступавшее из-за океана, из американских колоний. Богатейшие серебряные рудники Боливии и другие источники поступления благородных металлов способствовали серьезному пополнению