Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

Мистер Бейнз: С моей стороны было бы самонадеянно предлагать что-либо еще, если таково мнение всех судей.

Судья Трейси: Это действительно так; я известил об этом мистера Хангерфорда.

Мистер Хангерфорд: Я смиренно благодарю Вашу светлость за оказанную мне милость и отказываюсь [от защиты].

Хангерфорд, не ставший настаивать на дальнейшей защите своего клиента, тем самым значительно расширил сферу действия Черного акта, вследствие чего каждое правонарушение, им предусмотренное, стало уголовным, независимо от того, совершено ли оно вооруженными и переодетыми людьми, в королевских лесах, парках или где-либо еще, и независимо от того, имело ли оно какое-нибудь отношение к «черному» браконьерству или к оленям[670].

Это решение впоследствии причиняло неудобства некоторым юристам, но Филипа Йорка, который, вероятно, помогал разработать проект закона, среди них не было. Десять лет спустя, во время своего недолгого пребывания на посту лорда главного судьи, он председательствовал на процессе над двумя херефордширскими бунтовщиками против дорожных сборов. Преступники, два угольщика по имени Бейлис и Рейнолдс, были привлечены к ответственности по Черному акту, и судебное разбирательство перенесли из Херефордшира в суд Королевской скамьи. В конце процесса Йорк, а ныне лорд Хардвик, главный судья, так напутствовал присяжных:

Те несколько фактов, что упомянуты в этом законе, не следует рассматривать как составные части одного и того же преступления, но каждый из них представляет собой несколько преступлений; а это… — единичное преступление, и заключается оно в появлении на большой дороге с зачерненными лицами и в прочей маскировке… Если, основываясь на доказательствах, вы полагаете, что подсудимые действительно появились на большой дороге с зачерненными лицами, то этого достаточно в рамках Акта…

В документах Хардвика сохранились записи о нескольких обвинениях, выдвинутых им в бытность лордом главным судьей (1733–1737); в одной он отзывается о Черном акте как об «очень полезном законе», а в другой объясняет: «Упадок нынешнего времени, изобилующего изобретениями зла, породил много новых законов, необходимых при нынешнем состоянии и положении вещей и ради пресечения злодеяний, которые становились среди нас все более частыми». Его светлость сначала написал «много хороших новых законов», но благоразумно вычеркнул «хороших», сочтя, вероятно, что с его стороны было бы нескромно слишком высоко оценивать произведение собственного пера[671].

Таким образом, не прошло и года после принятия Черного акта, как он был отделен от «чрезвычайной ситуации», которая, предположительно, его вызвала, и вошел в общий арсенал репрессивного законодательства. О других создателях Черного акта можно сказать меньше, хотя все они хорошо вписываются в те же круги карьеристов и приверженцев вигов, которые сговорились обеспечить прохождение билля в парламенте. Сэр Фрэнсис Пейдж, возглавлявший Особую комиссию в Рединге и вынесший приговор «черным» из Беркшира, был членом парламента в составе группы вигов и являлся тем самым бароном Пейджем, которого Коуп обвинил в феврале 1722 года в коррупции на выборах в Банбери. В тот раз Уолпол спас его, обеспечив минимальный перевес в четыре голоса. Современникам Пейдж уже был известен как «судья-вешатель»; он вошел в литературную традицию с репутацией лишь немногим более благоприятной, чем у Джеффриса[672]:

Нравственность, влекомая на казнь своими фальшивыми опекунами

(Крючкотворством в мехах и Казуистикой в батисте),

Задыхается, когда они затягивают веревку с обоих концов,

И умирает, когда Тупость дает слово своему Пажу (Пейджу).

Так писал Александр Поуп в «Дунциаде», добавив, в пояснение потомкам, сноску: «Был судья с таким именем, всегда готовый повесить любого, кто встанет у него на пути, чему он за свою долгую жизнь создал сотню печальных примеров…»

Когда Генри Филдинг вложил в уста Партриджа[673] историю о конокраде, то судьей, который сразу же пришел ему на ум, был Пейдж (а Филдинг знал немало об истории и практике судов). Вор заявляет, что он «нашел» эту лошадь, а судья Пейдж по воле автора восклицает: «Вот какой счастливый! …Я сорок лет объезжаю свой округ, и ни разу мне не случилось найти лошадь. Но скажу тебе, приятель, тебе посчастливилось больше, чем ты думаешь: ты нашел не только лошадь, но и повод». После чего, — рассказывает Партридж, —

<в>се захохотали, да и нельзя было удержаться. Судья отпустил еще десятка два шуточек, да всех я не запомнил… Словом, молодец был судья и человек очень ученый. Занятнейшее это развлечение — ходить по судам да слушать, как людей приговаривают к смерти. Одно, признаюсь, показалось мне жестоко: адвокату подсудимого не позволили говорить несмотря на то, что он хотел сказать только несколько слов… Мне показалось, признаюсь, жестоко, что столько людей выступало против одного: и судья, и члены суда, и присяжные, и адвокаты, и свидетели — все напали на бедняка, да притом еще в оковах. Подсудимого, понятно, повесили…[674]

Как это похоже на «очаровательное развлечение» редингской Особой комиссии. Поговаривали также, что Пейдж брал взятки, но такая область юридической практики начала XVIII века, наверное, никогда не выдаст своих секретов. Как и другие знаменитые политики и юристы-виги, он построил себе роскошную резиденцию в Оксфордшире и поставил в местной церкви огромный памятник себе и своей жене в позах римлян, возлежащих на пиру[675].

Дело против хэмпширских «черных» вели лорд Рэймонд и Филип Йорк в суде под председательством барона Эйра. Сэр Роберт Эйр не оставил после себя такой громкой славы, как барон Пейдж. Он тоже был юристом и политиком из вигов, организовал процесс отрешения от должности Сачеверелла[676], был другом Уолпола и (как сказано в Национальном биографическом словаре) «был, по-видимому, необычайно высокомерным человеком». Также может показаться странным, что хэмпширские «черные» предстали перед ним на суде (и были признаны виновными) 13 ноября 1723 года, затем 16 ноября Эйра повысили с обычной судейской должности до лорда главного судьи Казначейства, а 19 ноября заключенные снова предстали перед ним для вынесения приговора. Конечно, это совпадение: «В суде над лицами, обвиняемыми в преступлениях против государства, следующий метод… скор и достоин одобрения: судья сначала направляет запрос, чтобы выяснить, к чему склонны власти предержащие; после чего он может, не сомневаясь, повесить или спасти преступника, строго соблюдая все формальности закона»[677].

Но не может быть совпадением то, что везде, куда бы мы ни взглянули, обнаруживается один и тот же характерный след вигов. Не Крейчрод, солиситор Казначейства, взял на себя самую активную работу по сбору информации и подготовке арестов и судебных процессов над «черными», а его помощник Николас Пакстон, впоследствии сменивший