Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

Двое суток прошло в роскошных пирах и экскурсиях. Петр посетил кунсткамеру, литейный двор и арсенал, где его внимание привлекло 450-фунтовое (около 185 кг) ядро, служившее Августу гимнастическим снарядом: «германский Самсон», как называли саксонского курфюрста, приподнимал его одной рукой на полметра. Царь с тремя волонтерами едва смогли оторвать ядро от каменного пола арсенала. За прощальным ужином Петр, пришедший в превосходное расположение духа, потребовал барабан и долго услаждал слух пирующих замысловатой дробью и боем, превзойдя, по мнению всех, в совершенстве игры самого искусного барабанщика. Затем он улегся на рассвете в приготовленную для него в карете постель и прямо с бала отправился дальше, в Вену. Кратковременную остановку он сделал только в замке Кёнигштейн, чтобы осмотреть две удивительные емкости: колодец глубиной 187 метров и винную бочку, вмещавшую 3300 ведер; вино в ней сменялось через десять лет. С завистливым любопытством осмотрел Петр сей удивительный снаряд, способный нанести сокрушительный удар Ивашке Хмельницкому, но в решительное сражение вступать не стал, ограничившись небольшой вылазкой.

Прагу проехал не останавливаясь и застрял на целую неделю в местечке Штоккерау, в четырех милях от Вены, дожидаясь послов и ведя утомительные переговоры с цесарем об этикете въезда — традиционно важном вопросе для чопорного венского двора. Почести, о которых удалось договориться, были далеко не блистательны: венский двор не отказал бы в них последнему курфюрсту. Не желая ссориться с союзником, Петр согласился на них; заметил только, что и с цесарскими послами в Москве поступлено так же будет. Правда, в отместку, во время аудиенции у императора, он одним махом расстроил весь церемониал встречи: пригласил Леопольда к окну и беседовал с ним стоя четверть часа, а выйдя из дворца, увидел гондолу на Дунае, прыгнул в нее и катался до вечера.

В Вене Петр перестал играть в прятки и сбросил инкогнито. Он вступил в личные переговоры с канцлером графом Кинским, запросив его о дальнейших намерениях Австрии. Канцлер не спешил с ответом, зато каждый вечер приглашал царя с великими послами в оперу, где Петр, изнывавший от нестерпимой духоты и жары, а еще больше от нетерпения, то и дело выскакивал из ложи в галерею и глушил стаканами венгерское и другие вина.

Переговоры ни к чему не привели. Кинский заявил о твердом намерении цесаря заключить с турками мир на условии uti possidetis[31]. Петр заволновался. В таком случае цесарь должен помочь ему вытребовать у султана Керчь: одного Азова недостаточно, чтобы прочно утвердиться на море. Кинский развел руками. Без новой войны султан не уступит ничего, а император хочет мира. Если царскому величеству нужна Керчь, пускай он поспешит взять ее оружием до начала мирных переговоров.

Делать в Вене больше было нечего. Петр уже увидел все достопримечательности — церкви, дворцы, библиотеки, а моря и верфи тут не было. Он засобирался в Венецию, посмотреть на знаменитые грозные галеры, а пока, в ожидании разрешения республики на въезд русских волонтеров, усердно посещал придворные увеселения. 29 июня он пригласил весь венский двор на свои именины. Праздник начался серенадой, данной камер-музыкантами и итальянскими певцами в посольском саду, а когда стемнело, Петр пригласил гостей на берег Дуная и сам зажег фейерверк: при звуках труб и залпах орудий разноцветными огнями вспыхнули огромные буквы «V. Z. Р. А»[32]. Бал продолжался до рассвета, среди гостей было много молодоженов, решивших приурочить свадьбу к этому событию. Петр с удовольствием проплясал с ними всю ночь и на следующий день похвастался Виниусу: «Было у нас гостей мужска и женена пола больше 1000 человек, и были до света, и беспрестанно употребляли тарара, тарара кругом, из которых иные и свадьбы играли в саду».

В ответ цесарь решил повеселить гостя великолепным маскарадом — так называемым Wirtschaft, на который приглашенные являлись в костюмах всех времен и народов, и, таким образом, в Хофбурге в этот день как бы оживала история человечества. Венцы не видели этого блестящего празднества уже двадцать лет (беспрерывные войны с Францией и Турцией принудили императорский двор к бережливости) и потому ожидали его с нетерпением.

В назначенный день Хофбург преобразился. Бал-маскарад проводился на половине императрицы. Здесь, в главной зале, двенадцать многоярусных хрустальных люстр и десятки настенных канделябров, отражаясь в четырнадцати огромных зеркалах, разливали ослепительный свет; расплавленный воск капал, как дождь, с тысяч свечей. По стенам висели дорогие картины в золоченых рамах, украшенных гирляндами, в воздухе благоухали цветы, расставленные так искусно, что зала казалась садом, а между кустами роз и купами левкоев, нарциссов, тюльпанов, весело смеясь и разговаривая, бродили гости — князья и княгини, герцоги и герцогини, графы и графини, наряженные древними германцами, римлянами, эллинами, испанцами, венграми, французами, московитами, голландцами, швейцарцами, турками, армянами, маврами, неграми, китайцами, индейцами, пастухами, солдатами, цыганами, евреями, рабами, трубочистами…

Петр появился в одежде фрисландского крестьянина, которую привез с собой из Голландии. Он быстро прошел к своей подруге (на этот праздник гости обязаны были являться парами; подругой царя, к зависти других дам, была фрейлина фон Тури) и открыл бал. Веселились на славу: ужин и танцы затянулись до полудня. Вечером Петру был прислан в подарок бокал, из которого он пил, — стоимостью в две тысячи гульденов, и три лошади в богатом убранстве из императорской испанской конюшни.

Утром 15 июля все было готово к отъезду в Венецию: сундуки упакованы и привязаны к каретам, волонтеры сидели в экипажах. После короткой прощальной аудиенции у императора Петру подали почту из Москвы. Как обычно, первым он вскрыл конверт от князя-кесаря. Пробежал глазами строчки — и вдруг лицо его перекосила судорога, голова затряслась. Ромодановский сообщал, что возмутились стрелецкие полки, стоявшие на литовской границе, — прогнали полковников, захватили пушки, снаряды, казну и идут на Москву. Петр быстро посмотрел на дату — письмо было отправлено из Москвы почти месяц назад. Да царь ли он еще?

Он опрометью вскочил в карету. Венеция, галеры, море — все к черту! Проклятое милославское семя — все растет, множится! Вырвать, вырвать с корнем!

Послышались крики возниц, защелкали кнуты, и царский поезд тронулся — не на юг, а на север: в Москву.

***

В конце мая, когда после неудачной попытки эскадры принца де Конти высадить десант в Данциге отпала необходимость в военной помощи Августу, в четырех стрелецких полках, стоявших возле Великих Аук, в Торопце, был зачитан приказ из Стрелецкого разряда: идти им на службу в Вязьму, Дорогобуж и Ржев, а бегавших на Москву выдать воеводе боярину Михаилу Григорьевичу Ромодановскому для