Потерпевшие победу. Советские либералы и крах демократии в России (1987–1993 годы) - Гийом Совэ

Советским либералам пришлось столкнуться с классической проблемой апории основания свободы, которую Жан-Жак Руссо сформулировал следующим образом: «Для того чтобы рождающийся народ мог одобрить здравые положения политики и следовать основным правилам пользы государственной, необходимо, чтобы следствие могло превратиться в причину, чтобы дух общежительности, который должен быть результатом первоначального устроения, руководил им, и чтобы люди до появления законов были тем, чем они должны стать благодаря этим законам»[560].

Советские либералы первоначально пытались преодолеть эту апорию путем просвещения общественного мнения – или, как описал бы их чехословацких коллег социолог Гил Эяль, через осуществление «пастырской» власти[561]. Постоянное и страстное участие многих либеральных интеллектуалов в СМИ свидетельствует об их стремлении выступить в роли моральной элиты, которая в условиях гласности обличает ложь и раскрывает истину, чтобы помочь создать нравственные условия для углубления перестройки. Эту мысль очень четко выразил журналист Лен Карпинский в статье 1988 года, в которой он признал апорию основ свободы: «Кто осуществит перестройку? Люди. А кто или что переделает людей? Сам процесс перестройки». Но в отличие от Руссо, который предлагал прибегнуть к обману, журналист считает, что нужно лишь, чтобы те, кто уже «готов» к перестройке, то есть сама либеральная интеллигенция, «открыла двери в процесс перестройки новым человеческим силам»[562]. Однако, как мы показали, эта попытка просвещения имела лишь ограниченный успех. По ряду вопросов – демократизация, критика сталинизма и «административно-командной системы» – либералам все же удалось задать тон публичных дискуссий, но они столкнулись с жестким сопротивлением своих оппонентов – коммунистов и прежде всего консервативных националистов, которые не позволили либералам получить монополию на статус нравственной элиты. Начиная с 1989 года в либеральном дискурсе стало общим местом признание недостаточности просвещения. Лен Карпинский писал в 1990 году: «Вспоминаю о своих первоначальных заблуждениях с горькой усмешкой. Казалось, достаточно произнести заветное слово правды, и все сразу поймут, поднимутся и в ногу зашагают вперед»[563]. Как иначе преодолеть апорию основания свободы? Как создать нравственные условия для функционирования демократических институтов в обществе, которое считается развращенным?

В конечном счете решением, которому отдали предпочтение многие либеральные интеллектуалы, стало учредительное насилие, установившее правовой порядок путем грубой ликвидации политического конфликта. Разгром парламентской оппозиции осенью 1993 года фактически стал основополагающим актом современной российской политической системы, которую эти либералы поддерживали в надежде, что реформы и обновление поколений наконец-то преодолеют моральное разложение, унаследованное от коммунистической системы. При этом либералы, возможно неосознанно, следовали учению Никколо Макиавелли, который, в отличие от Руссо, считает, что свобода может быть основана на насилии. Российские либералы, безоговорочно поддержавшие Ельцина в 1993 году, не были равнодушны к вопросу о нравственности. Но, как и Макиавелли, они пришли к убеждению, что «мудрый учредитель республики, всей душой стремящийся не к собственному, но к общему благу, заботящийся не о своих наследниках, но об общей родине, должен всячески стараться завладеть единовластием. И никогда ни один благоразумный человек не упрекнет его, если ради упорядочения царства или создания республики он прибегнет к каким-нибудь чрезвычайным мерам. Ничего не поделаешь: обвинять его будет содеянное – оправдывать результат»[564]. В отличие от Макиавелли, однако, эти либералы не предвидели, что режим, основанный на насилии, должен регулярно прибегать к нему для обеспечения покорности народа. Таким образом, авторитарный характер современной российской «демократии» вписан в условия и мотивы его рождения, а именно: концентрация власти в руках «просвещенной» элиты с целью защиты новой власти от разложения общества.

Пример постсоветской России преподносит важный урок, касающийся основания свободы: основы демократической власти неотделимы от основ ее авторитета. Поэтому успешное становление демократии зависит не только от ее формы – законов и институтов, но и от того, как и почему она основана. В постсоветской России демократические формы постоянно извращаются усилиями властителей, стремящихся сохранить режим вопреки явному дефициту авторитета и заставить людей забыть о его изначальной слабости. В этом отношении показательно, что российские лидеры, некоторые из которых пользуются завидной личной популярностью, так и не решились на реальную политическую конкуренцию.

Означает ли это, что прочное основание свободы невозможно в странах, где, как в России, фундамент демократической власти не может опираться на относительно консенсусный источник власти? Неужели в этих условиях защитники демократических принципов обречены на моральную оппозицию, подобную той, что была у советских диссидентов, без надежды на создание прочных институтов? Нам представляется, что политическая мысль некоторых либеральных интеллектуалов, представленных в этой книге, в частности Леонида Баткина, намечает выход из этой тупиковой альтернативы между властью, которая использует насилие, чтобы компенсировать недостаток авторитета, и авторитетом чистой морали, который не может осуществиться во власти и тем самым предлагает возможное решение апории основания свободы. Это решение, напоминающее размышления Ханны Арендт об американской революции, состоит в том, чтобы вывести авторитет демократии из самого акта основания ее власти, иными словами, из самого политического действия[565]. С этой точки зрения политический конфликт рассматривается не как препятствие на пути к укреплению демократической власти, а как процесс, в ходе которого конституируется и сама власть, и моральные условия ее осуществления. Именно так рассуждал Леонид Баткин:

<…> справедливо в тысячный раз напоминают, что мы пока лишены ее [парламентской демократии] необходимой почвы, то есть такого общества, в котором всякий есть прежде всего частное лицо и собственник то ли своих сил и способностей, то ли средств производства, недвижимости и так далее. Однако ведь гражданское общество, в свой черед, нуждается в политических пружинах демократических свобод. К счастью, мы уже располагаем важными элементами, из которых в ближайшие годы могли бы возникнуть и демократия, и благодаря ей и вместе с тем в качестве ее домкрата, только одновременно, при постоянной драматической перестановке причины и следствия – рыночная экономика, общество граждан. Потрясает фантастическая быстрота, при которой с 1989 года на считавшейся совершенно непригодной почве пустили корешки (конечно, не повсеместно и не вглубь) свобода слова и печати, собраний и забастовок, независимые профсоюзы, начатки многопартийности, возможности гражданского давления на власть и более или менее свободных выборов… Бесспорно, к демократии Россия придет лишь через демократию. По ходу наращивания ее же норм и привычек[566].

Урок советских либералов

В декабре 2021 года Верховный суд России приказал ликвидировать общество «Мемориал»[567], занимавшееся защитой прав человека и сохранением памяти о преступлениях сталинизма. Часто считавшееся флагманом российского постсоветского