Русские государи в любви и супружестве - Николай Федорович Шахмагонов

стал императором. Мог ли вельможа, даже высокого ранга, ворваться в уже царские покои и, беспардонно стащив с постели того, кто уже стал царем, крикнуть: «Хватит ребячиться, пошли царствовать!» Скорее всего, конечно, этот свой «подвиг» выдумал сам фон дер Пален, но многие современники, свидетели той трагической ночи, указали на, мягко говоря, нетактичное поведение заговорщиков по отношению к новому императору. Такое поведение вполне возможно и объяснимо, если принять во внимание, что хамили и грубили заговорщики не Александру Павловичу, а Симеону Афанасьевичу Великому, внебрачному сыну убиенно императора, ведь он, этот сын, был впутан ими в преступление и оказался вполне зависимым от злодеев.

А разве не вызывает удивление отношение овдовевшей императрицы Марии Федоровны к тому, кто официально считался ее сыном?! Н.А. Саблуков, который провел личное подробнейшее расследование трагедии 11 марта 1801 года и оставивший записки, указывал, что новоиспеченный император, «который теперь увидел изуродованное лицо своего отца, накрашенное и подмазанное, был поражен и стоял в немом оцепенении. Тогда Императрица-мать обернулась к нему и с выражением глубокого горя и видом полного достоинства сказала: “Теперь вас поздравляю – вы Император!” При этих словах Александр (тот, кого мы полагали Александром. – Н.Ш.), как сноп, свалился без чувств, так что присутствующие на минуту подумали, что он мертв».

Интересно то, что Мария Федоровна не кинулась к нему, не склонилась над ним, хотя, как известно, именно старшие сыновья Александр и Константин были особенно любимы ею до обожания, а, опершись на руку Муханова, удалилась. Разве она бы поступила так, если б в обморок, почти замертво, упал родной ее сын? Разве мать способна поступить вот так равнодушно и хладнокровно? Но Мария Федоровна поступила так, потому что наверняка знала о причастности новоиспеченного императора к цареубийству, а равнодушие к его обмороку свидетельствует о том, что она знала, что это не ее сын… Можно себе представить, каково было тому, кто был в ту ночь назван императором. Ведь он оказался заложником в руках истых, коварных и весьма опытных злодеев, для которых жизнь человеческая – сущие пустяки. Ведь это именно они, используя удивительное стечение обстоятельств – поразительное сходство Симеона Афанасьевича Великого, внебрачного сына императора Павла, с его старшим законным сыном, решили разыграть свою карту и, устранив Александра Павловича, подменили его Симеоном, сделав того соучастником злодеяния. Только этим можно объяснить то, что в первые дни правления нового императора цареубийцы повели себя независимо, нагло, пытаясь как можно скорее добиться того, ради чего они пошли на преступление. А стремились они к введению конституции, ограничению власти императора, а если точнее, то разделению власти между ним и ими, а если еще точнее, то к полному захвату власти в свои руки.

Нам не узнать, о чем думал в начальные времена своего царствования, названные «дней Александровых прекрасным началом», тот, кто находился меж многих огней. С одной стороны, на него давили злодеи цареубийцы, требуя поделиться с ним властью, с другой – «якобинская шайка» испрашивала того же для себя, с третьей – безусловно, призывал к порядку, к осознанию своей роли Самодержца Российского граф А.А. Аракчеев.

По настоянию цареубийц император объявил амнистию всем тем, кто был подвергнут заключению, ссылкам и опале при Павле Первом. Если бы эти люди пострадали безвинно от отца, они, конечно, теоретически могли бы стать сподвижниками сына. Но отбывали они наказание заслуженно, за конкретные преступления против Державы Российской. Ведь чтобы не выдумывали о репрессиях Павловского периода царствования, император напрасно никого не наказывал. И вот взяточники, казнокрады, лихоимцы вернулись к своим «обязанностям» в прежние присутственные места.

Немедленно было закрыто окно для подачи жалоб и заявлений, посредством которого император Павел Первый получил немало сведений о том, что творилось в Державе Российской и посредством которого многие негодяи были изобличены.

31 марта новый император отменил запрет на деятельность частных типографий и на ввоз книг из-за границы. Павел Первый Указом от 18 апреля 1800 года запретил ввоз любой литературы по одной простой причине – в России не было грамотных цензоров, которые бы могли заметить очень хорошо запрятанную «крамолу»: антиправительственные и антихристианские призывы, призывы к вольнодумству, неповиновению властям, к разрушению государства. Запрет был наложен во имя защиты русской самодержавной государственности от разрушения. Вредными считались книги, «которых время издания помечено каким-нибудь годом Французской революции». Тем же указом был запрещен и ввоз западной музыки, всегда, во все времена, безобразной, омерзительной и пошлой. На отмену такого указа мог пойти только враг собственного государства или деятель, управляемый врагами.

Немедленно вернулся французский язык в салоны, изгнав оттуда русский, ну и, конечно, французская мода выплеснулась на улицы, со всею своею антирусской атрибутикой.

2 апреля 1801 года новый император подтвердил «Жалованную грамоту дворянству», что явилось также антигосударственным актом, и упразднил Тайную экспедицию Сената, которая противостояла всякого рода зарубежным шпионам и агентам влияния, делавшим ставку на разрушение Российской Державы. Вспомним, как Горбачев и его соратники, готовя развал Советского Союза, бросили на откуп всякого рода врагам нашего Отечества Комитет государственной безопасности с целью облегчения проникновения в Россию разрушающих ее сил. В годы перестройки говорили даже, что при Горбачеве быть сотрудником КГБ гораздо опаснее, нежели американским шпионом.

Мария Федоровна и Пален: кто победил?

На многое рассчитывали заговорщики, но судьба распорядилась иначе. В первые дни никто из них не скрывал своих ролей в трагических событиях, напротив, каждый стремился выпятить себя. Все злодеи-нелюди были обречены, и каждому было воздано по делам их, без исключения каждому, ибо заповедано: «И никто не избавит от руки Моей!» Не мог казнить император – возмездие вершило Провидение.

Зная тайну государя, Пален полагал, что нетрудно будет восстановить императора против вдовствующей императрицы, оклеветать Марию Федоровну и создать противовес ее влиянию. Пален обнаруживал в своих действиях больше, чем опрометчивость, а на многочисленные предостережения друзей отвечал неизменно: «Бояться Императора?! Да он не посмеет меня тронуть!»

Жестокие слова эти, несмотря на преднамеренность и гнусный смысл, которые Пален думал им придать, разбивались… и Мария Федоровна, – по словам княгини Ливен, – «не упускала случаев указывать Императору на неприличие удерживать вблизи своей особы и во главе важнейших государственных дел личность, которая подготовила умерщвление его родителя!» Отчаявшись в успехе своих наветов, Пален принялся возмутительным образом чернить императрицу.

«Между прочим, – отмечала княгиня Ливен, – рассказывали, будто у него вырвалось и такое заявление: “Я расправился с супругом, сумею отделаться и от супруги!”»

Этот факт еще раз свидетельствует в пользу доказательств, приведенных Гриневичем. Вряд ли он мог рассчитывать, что удастся вооружить сына против матери. Но матерью императора