Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов

с критичностью. Оказалось, не зря: рассчитывали на достижение критичности при 76 слоях урана, но уже на 50‐м слое стало ясно, что критическое состояние будет достигнуто значительно раньше. Оказалось, на 55-м слое.

Таким образом, «курчатовский» реактор Ф-1 был запущен 25 декабря 1946 года на территории Лаборатории № 2. В этот день на начатом 15 ноября строительстве последней, пятой, модели, которая и стала реактором, была завершена укладка необходимых слоёв. И Игорь Васильевич сразу же лично сел за пульт, чтобы начать запуск реактора. С ним вместе присутствовали четверо его сотрудников: Е.Н. Бабулевич, И.С. Панасюк, Б.Г. Дубовский и А.К. Кондратьев.

Первая цепная реакция, судя по рассказу будущего министра среднего машиностроения Ефима Славского, пошла следующим образом:

«Звонит мне Игорь Васильевич: «Приезжай! У нас очень интересные дела!» Я приехал тут же. Он мне: «Пойдём в этот балаган». Ведет на реактор и заставляет ребят: «Ну-ка, давай демонстрировать!» Начинает регулирующий стержень поднимать – там цепная реакция! Ребята устроили усилитель-хлопун, он трещит, как пулемёт! Игорь Васильевич: «О! О! Пошло!» И продемонстрировал через хлопушки, как получаются нейтроны, как идет цепная реакция. Пустили практически реактор!» [274, с. 268]

После этого была приглашена государственная комиссия, в присутствии которой пуск реактора состоялся уже официально. И уже через две недели, 9 января 1947 года, основных организаторов и руководителей работ по Ф-1 принял в Кремле лично И.В. Сталин. Было организовано заседание членов Специального комитета вкупе с ведущими учёными и специалистами. Присутствовал весь цвет – В.М. Молотов, Л.П. Берия, Г.М. Маленков, Н.А. Вознесенский, М.Г. Первухин, В.А. Малышев, А.П. Завенягин, И.В. Курчатов, Ю.Б. Харитон, П.М. Зернов и другие.

На следующий день вождь утвердил постановление Совмина о премировании Курчатова и Арцимовича – пока: в марте награды и премии осыпали и всех тех, кто принимал участие в создании Ф-1 и разделении изотопов урана по электромагнитному методу. Были премированы также и немецкие учёные, внёсшие свой немаловажный вклад в это дело, трудясь в райских условиях Сухуми под организующим началом 9‐го управления МВД СССР…

И на том же совещании Сталин повелел скорее заканчивать строить первый промышленный реактор, что был назначен для получения оружейного плутония. Притом что там, на Базе-10, будущем заводе № 817 и комбинате «Маяк» в будущем Челябинске-40, одиннадцать тысяч землекопов ещё даже не завершили выемку скального грунта из котлована глубиною 53 метра.

Этот реактор, получивший в качестве названия максимально короткую аббревиатуру «А», Курчатов не стал делать сам. Точнее, это был тоже его котёл, но создавал он его уже не в качестве главы команды из десятка учёных, которые сами, как Б.Г. Дубовский, изобретали и собирали, например, ранее не существовавшие счётчики или сами проектировали и строили систему регулирующих стержней, как Е.Н. Бабулевич. Просто на сей раз Игорь Васильевич выступал в качестве научного руководителя создания уже не исследовательского, опытового реактора, у которого даже системы охлаждения не было, а рабочего, промышленного котла. И не сам его изобретал, а выставил, уже детально представляя, что нужно, требования к будущей установке – даром что это происходило ещё до пуска Ф-1, весною 1946 года.

Вышло что-то вроде своеобразного конкурса, где свои проекты конструкции представили В.М. Шелкович, Н.И. Кондратский и Н.А. Доллежаль. В итоге Игорь Васильевич выбрал проект Доллежаля. Потому, во-первых, что предложил тот оригинальную и очень технологически перспективную идею с вертикальным расположением графитовых колонн и каналов водяного охлаждения. А во-вторых и, кажется, в основном потому, что Николай Антонович с 1934 года работал в химическом машиностроении, а с 1943 года возглавил НИИ химического машиностроения. В глазах Курчатова это означало, что Доллежаль владеет полным комплексом технических наук, а значит, если разбирается в машинах для работы на молекулярном уровне, то справится с работой и на атомном уровне.

Жизнь показала правоту Игоря Курчатова и в этом случае: Николай Доллежаль, проживший почти 101 год, стал академиком АН СССР, дважды Героем Социалистического Труда, лауреатом трёх Сталинских, Ленинской и двух Государственных премий. А главное – конструктором промышленных реакторов «А», «АИ», «И», реактора «АМ» для первой в мире АЭС в Обнинске, реакторов для корабельных энергетических установок, двухцелевого реактора ЭИ-2, реакторов с ядерным перегревом пара АМБ-100 и АМБ-200, канальных водографитовых реакторов большой мощности РБМК-1000. А кроме этого – импульсных уран-графитовых реакторов ИРТ и ИГТ, исследовательских реакторов СМ-2 и МИР, антарктической реакторной блочной установки АРБУС. Реакторами, созданными в доллежалевском НИИ-8 (впоследствии Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники, НИКИЭТ), были оснащены энергоблоки Ленинградской, Курской, Смоленской, Игналинской, Белоярской АЭС.

Сборка реактора Ф-1.

Архив НИЦ «Курчатовский институт»

Доклад И.В. Сталину о пуске первого советского реактора Ф-1. Из открытых источников

Да и Чернобыльской – тоже. Но в той умопомрачительной аварии, вину за которую многие возложили на несовершенство конструкции РБМК-1000, нет на самом деле вины создателей реактора. Если кто-то разгонится на автомобиле до скорости в 200 км/ч и не сумеет на месте затормозить перед стеною – будут ли виноваты в том мотор и тормоза машины?

Правда, характером Николай Антонович был… не то что тяжеловат, а – излишне влюбчив. В собственные достоинства. Гордый, как молодая девица, только что уверившаяся в своей неотразимости. Во всяком случае, в том, что касается работы – в личном плане это был человек интеллигентный и весьма порядочный. Но при его действительно выдающемся уме конструктора и неиссякаемом трудолюбии сотрудничать с ним бывало тяжеловато.

В этом Анатолий Петрович убедился уже при первой встрече с Доллежалем, когда в качестве научного руководителя привёз ему соображения о том, каким должен быть следующий после первого «А» реактор. Ибо хоть первый советский промышленный «котёл» и был в целом хорош, но кое-что явно просилось на усовершенствование. Например, система разгрузки блоков или (вернее, и) неудачно выбранный способ влагоудаления, из-за чего влага конденсировалась на алюминиевых трубах, отчего происходила их коррозия.

Однако, вспоминал Александров, «тот мне гордо заявил, что надо повторять первый. Я уж к этому времени понимал это дело прилично. И я ему сказал, что вот там-то, там-то и там-то сделаны решения неудовлетворительные. Но он как-то ко мне противно отнёсся, что ему, мол, виднее, какие решения удовлетворительные, какие решения неудовлетворительные. Тогда я сказал ему так: «Ну, ладно, значит, раз у нас общего языка не находится, то я буду искать другие пути». Мы с ним распростились тогда». [1, с. 130]

Но до этого разговора было ещё далеко.

Покамест с Доллежалем работал гений синергии Игорь Курчатов, который теперь месяцами пропадал на Урале. А Институт физических проблем под руководством Александрова приступил к изучению вопросов, связанных с