О милосердии - Луций Анней Сенека

ваши наветы меня совсем не оскорбляют, однако в ваших же интересах я позволяю себе дать вам совет: относитесь с уважением к добродетели. Верьте тем, которые уже давно стремятся к ней и утверждают, что предметом их стремлений служит великая, возрастающая с каждым днем сила. Почитайте ее самое наравне с божествами, а последователей ее наравне с жрецами и при всяком упоминании ее священного имени в философских рассуждениях храните благоговейное молчание. Выражением „внемлите устами” не испрашивается, как думает большинство, одобрение слушателей, а предписывается молчание, чтобы священнодействие могло совершиться надлежащим образом, не будучи нарушаемо ни одним зловещим словом. Но еще гораздо более необходимо требовать молчания от вас, чтобы вы с глубоким вниманием выслушивали всякое изречение этого оракула. Когда какой-нибудь обманщик, потрясая систром, по долгу службы рассказывает вам небылицы; когда какой-нибудь мастер делать себе порезы на мышцах слегка ранит до крови свои руки и плечи; когда завывает какой-нибудь юродивый, ползая на коленях по улице; когда старец в полотняной одежде, держа перед собою лавровую ветвь и светоч среди белого дня, восклицает, что какой-нибудь бог разгневался, — вы сбегаетесь, слушаете и, заражая друг друга исступлением, утверждаете, что такой человек вдохновлен свыше».

27

Так вот, к вам обращается Сократ из той темницы, которую он очистил своим пребыванием и окружил таким почетом, каким не пользуется курия. Он взывает к вам: «Что это за безумие? Что это за враждебная богам и людям страсть поносить добродетели и оскорблять святыни кощунственными речами? Если можете, восхваляйте хороших людей; в противном случае уходите прочь! А если уж вам хочется так гнусно буйствовать, журите друг друга. Когда же вы безумно восстаете против неба, вы, я не говорю — совершаете святотатство, нет! вы только напрасно себя утруждаете. Некогда я дал Аристофану повод к насмешкам: тогда весь сонм комических поэтов стал осыпать меня своими ядовитыми остротами. Но вот моя добродетель прославилась как раз благодаря тем нападкам, которым она подвергалась, так как ей полезно быть на виду и подвергаться испытаниям, и никто не имеет лучшего представления о ее величии, чем тот, кто в борьбе с нею почувствовал ее силу. Так, твердость камня лучше всего известна тем, которые его разбивают. Я выдерживаю ваши удары, как скала, одиноко возвышающаяся над поверхностью изобилующего мелями моря, о которую беспрестанно разбиваются налетающие со всех сторон волны, не будучи в состоянии ни сдвинуть ее с места, ни разрушить, несмотря на частый прибой в течение столь многих веков. Подступайте же, нападайте. Благодаря своей выносливости я одержу над вами верх. Кто нападает на неприступную твердыню, тот только во вред себе употребляет свои силы. Поэтому постарайтесь найти себе какую-нибудь мягкую и податливую мишень, в которую могли бы вонзаться ваши стрелы.

Охота вам доискиваться чужих пороков и судить других? „Почему этот философ, — спрашиваете вы, живет на большую ногу, почему он задает такие роскошные пиры?“ Будучи покрыты множеством чирьев, вы замечаете чужие прыщики. Это производит такое впечатление, как если бы страдающий отвратительной коростой стал смеяться над родинкой или бородавкой на прекрасном теле. Упрекайте Платона в том, что он требовал денег, Аристотеля — что он их принимал, Демокрита — что он пренебрегал ими, Эпикура — что он их тратил, а меня лично укоряйте за нравственную неустойчивость Алкивиада и Федра.

О, как счастливы были бы вы в действительности, если бы только вам удалось подражать нашим порокам! Оглянитесь же лучше на свои собственные недостатки, которые терзают вас отовсюду, частью приставши к вам с внешней стороны, частью отзываясь жгучей болью в самом сердце. Жизнь человеческая не так устроена, чтобы вы, несмотря на плохую осведомленность о своем положении, имели достаточно времени изощрять свой язык в поношении лучших людей.

28

Но вы этого не понимаете, да и выражение лица у вас не соответствует вашему положению. Так бывает часто с людьми, у которых дом в трауре, а они сидят, в цирке или театре, не зная о своем несчастии. Но, глядя вдаль с высоты, я вижу, какая гроза или надвигается на вас и разразится немного позже, или настолько приблизилась, что готова уничтожить вас и ваше достояние. Да и теперь, хотя вы смутно представляете себе это, разве не кружит вас бешено какой-то вихрь, вселяя в вас отвращенье и стремленье к одним и тем же предметам и то поднимая вас высоко вверх, то низвергая в бездну?» [...]

О ДОСУГЕ

1

[...] В этом обществе нам со всех сторон извязывают различные пороки. Пусть даже мы не захотим достичь большего блага — уже тем, что отойдем от дел, принесем себе пользу. В одиночестве станем лучше. Разве не так? Предоставленные сами себе, мы свободны уйти к лучшим друзьям и найти среди превосходнейших мужей некий пример, на который будем равняться в дальнейшей жизни. Что достижимо лишь при условии полной свободы от дел. Лишь при таком условии возможно получить то наилучшее, чего всегда хотелось, поскольку лишь уединенный досуг не позволит никому, вмешавшись, исказить при пособничестве толпы не успевший окрепнуть благой замысел. Только на досуге жизнь может приобрести равномерное сосредоточенное течение, стремясь к единой цели, а не распадаясь, как обыкновенно бывает, на решение многих самых разных задач. Потому что из всех зол злейшее — неустойчивость, даже в пороках мы неспособны к постоянству. Казалось бы, привыкнем к одному греху, освоимся с ним — и могли бы обойтись без других. Но нет, нас это не устраивает. После одного каждый раз тянет попробовать другое; сбивает и вредит не только ошибочность, но еще более — легковесность наших мыслей. Нас шатает из стороны в сторону, думаем сделать то, потом бросаем, хватаемся за это, потом снова за то. Сперва совершаем поступок, затем раскаиваемся, попеременно желаем и жалеем. Ибо мы целиком и полностью зависим от чужих суждений, и лучшим из всего нам кажется то, к чему стремятся и что восхваляют многие, но отнюдь не вещи, действительно достойные стремлений и похвал. Мы оцениваем правильность пути не по тому, ведет ли он туда, куда хотим попасть. Нет, нам важно, что из тысяч следов, которыми он топтан, ни один не обращен вспять.

Ты возразишь мне: «Что такое, Сенека, ты тут вещаешь? Хочешь изменить своему направлению? Ведьваши же стоики говорят: „Мы до конца жизни будем деятельны, не перестанем трудиться на общее благо, помогать людям, даже своих врагов поддерживать старческой рукой. Мы