Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности - Леонид Михайлович Млечин

Николая Куйбышева назначили членом коллегии наркомата рабоче-крестьянской инспекции, в 1934-м сделали членом Комиссии партийного контроля при ЦК партии. Иначе говоря, он был партийным контролером по военным делам.

Ему и поручили выяснить, каким образом отряд Нахаева запросто мог пройти пол-Москвы и проникнуть в казармы Московской пролетарской дивизии.

Через несколько дней Каганович доложил Сталину:

«По делу Нахаева Вы совершенно правы в своей оценке и дела по существу, и слабостей допроса. Он пока настоящих корней не показывает. Все его поведение – это подтверждение того, что он иностранный агент. Через пару дней придется окончательно решить вопрос в духе Ваших указаний. Посылаю Вам на всякий случай справку наркомвнудела. Посылаю еще одну небольшую записку Ник. Куйбышева о казармах, весьма существенная и интересная».

«Окончательно решить вопрос» с Нахаевым, видимо, означало выбить из него необходимые показания любыми путями, что и было сделано…

Николай Куйбышев сообщал о неудовлетворительном положении с охраной казарм войск Московского гарнизона.

Сталин скомандовал Кагановичу:

«Насчет Нахаева – нажимайте дальше. Вызовите Корка и его помполита и дайте им нагоняй за ротозейство и разгильдяйство в казармах. Наркомат обороны должен дать приказ по всем округам в связи с обнаруженным разгильдяйством. Контроль пусть энергичнее проверяет казармы, склады оружия и т. д.».

22 августа 1934 года политбюро приняло постановление «О работе Осоавиахима». Все руководство организации, занимавшейся допризывной подготовкой молодежи, получило взыскания.

В другом постановлении – «О состоянии охраны казарм Московского гарнизона» – говорилось о низкой дисциплине караульных служб расквартированных в столице войск. Нарком Ворошилов доложил политбюро, что еще 14 августа подписал директиву о приведении в порядок системы охраны казарм.

В тот же день Каганович докладывал Сталину:

«Приняли мы уже решение об охране казарм и об Осоавиахиме. Разослали также приказ т. Ворошилова. Не скажу, что это было принято без споров, но решение это дает сейчас возможность взяться по-настоящему за исправление вскрытых недостатков. Все Ваши указания учтены были нами. Завтра собираю верхушку военных Московского военного округа для разъяснения этого постановления».

Красная площадь. Во время первомайского парада. 1935. [ТАСС]

Военачальники Климент Ворошилов, Ян Гамарник, Семен Буденный и Генрих Ягода у мавзолея Ленина. Военные предпочитали дружить с наркомом внутренних дел

Взыскания получили командование Московского военного округа, Московской стрелковой пролетарской дивизии и сотрудники Особого отдела Главного управления госбезопасности наркомата внутренних дел.

Тем временем чекисты добились своего. 26 августа первый замнаркома Агранов телеграфировал Сталину:

«Арестованный начальник штаба артиллерийского дивизиона Осоавиахима Нахаев сознался, что свое выступление в Красноперекопских казармах он сделал по указанию своего бывшего сослуживца по институту физкультуры бывшего генерала Быкова Леонида Николаевича.

Нахаеву было известно о связях Быкова через эстонское посольство в Москве со своим однополчанином по царской армии, ныне работающим в качестве начальника эстонского генерального штаба. Особым отделом Быков разрабатывается по подозрению в шпионаже в пользу Эстонии. Последнее время Быков состоял заведующим сектором личного состава института физкультуры.

Сегодня он нами арестован. Показания Нахаева направляю почтой».

Нагоняй получил Август Иванович Корк, командовавший войсками Московского военного округа. Корк принадлежал к числу самых образованных и подготовленных командиров Красной армии.

28 августа Каганович со своей стороны информировал Сталина:

«При обсуждении вопроса об охране казарм т. Ворошилов поставил вопрос о снятии Корка. Сегодня т. Корк прислал мне лично письмо с просьбой поддержать его освобождение от поста командующего МВО. Я лично думаю, что вряд ли следует его освобождать. Очень прошу Вас сообщить Ваше мнение…

Как и следовало ожидать, Нахаев сознался в своих связях с генералом Быковым, работавшим в Институте физкультуры. А этот генерал является разведчиком, как пока установлено, эстонским. Надо, конечно, полагать, что не только эстонским. Это пока первые признания. О дальнейшем буду сообщать».

Вся история с мнимыми эстонскими шпионами позже оказалась полной «липой». Осоавиахимовский командир пытался поднять мятеж в одиночку…

30 августа Сталин ответил Кагановичу:

«Корка не следует снимать. Дело не только в Корке, а прежде всего в благодушии и ротозействе, царящих во всех округах. Здесь округа подражают центру. Надо вздуть органы политуправления армии и особотдел, которые не подтягивают, а размагничивают людей».

Тем не менее, 5 сентября 1934 года Августа Корка перевели на должность начальника Военной академии имени М.В. Фрунзе. Впрочем, пока его не трогали. В 1935 году ему присвоили высокое звание командарма 2-го ранга (генерал-полковник). Его арестовали 12 мая 1937 года и расстреляли вместе с маршалом Тухачевским…

Записка К.Е. Ворошилова И.В. Сталину о рапорте начальника Военной академии РККА Эйдемана. 2 февраля 1930. [РГАСПИ]

Нарком Ворошилов информировал вождя о настроениях немецких военных

5 декабря 1934 года политбюро приняло решение передать дело о военном мятеже для закрытого слушания в Военной коллегии Верховного суда СССР. Данные о результатах судебного заседания пока не найдены. Известно, что бывшего генерала Быкова расстреляли. Надо полагать, что и Нахаев был казнен.

Нарком обороны Ворошилов был влиятелен и близок к Сталину, это несколько сковывало людей Ягоды. Но дело о попытке мятежа в Московском военном округе развязало руки Особому отделу Главного управления государственной безопасности наркомата внутренних дел.

Глава восемнадцатая

Кремлевское дело

В самом начале 1935 года Генрих Ягода доложил Сталину, что враги проникли в самое сердце столицы – заговорщики свили себе гнездо в Кремле. В течение четырех месяцев шли аресты сотрудников кремлевского аппарата, членов их семей и близких знакомых.

Поводом, надо понимать, послужили разговоры о том, что жена Сталина, Надежда Сергеевна Аллилуева, умерла не своей смертью, а застрелилась.

20 января 1935 года нарком Ягода передал Сталину протокол очной ставки двух кремлевских уборщиц – Анны Ефимовны Авдеевой и Ефросиньи Семеновны Мишаковой.

Мишакова на допросе показала:

– Сидели мы втроем на первом этаже правительственного здания в маленькой комнате и пили чай. Авдеева стала говорить, что нам плохо живется, наше начальство пьет, ест хорошо, а мы питаемся очень плохо. Потом Авдеева стала говорить, что Сталин не русский, с первой женой разошелся, а вторую, говорят, застрелил.

Авдеева все отрицала:

– Я утверждаю, что я это не говорила. Все это говорила Жалыбина.

Жалыбину тоже арестовали.

«Распространение клеветнической информации могло создавать террористические настроения против руководителей партии и правительства», – говорилось в обвинительном заключении.

Сталин никому не позволял обсуждать его личные дела. Не выносил разговоров о его семье. Ягода получил соответствующие указания.

Обычные пересуды о кремлевских делах усилиями сотрудников секретно-политического отдела ГУГБ НКВД были преобразованы в дело о создании контрреволюционной организации, подготовке террористических актов и намерении убить Сталина.