Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

препоны, воздвигнутые мещанским воспитанием и гнетущие нас как ярмо. Друг мой, на свете возможны только два состояния: раба и властелина. Мудрец страшится первого и пренебрегает вторым; он не хочет цепей и никого не заковывает в них; всё стесняющее свободу ему ненавистно; он готов отказаться от страстей, даже от тех, которые придают прелесть существованию, если они ведут к его порабощению. Поверь, если и могут женщины доставить тебе счастье, так только подобные Мадлон... Я не мог не посмеяться над твоею глупостью! Поезжай же в Персию, бедняга Эдмон, и прикажи, чтобы при появлении твоей красотки кричали «курук» {37}. Ревнивый азиат — явление рядовое, но ревнивый француз — чудовище, ибо это нечто совершенно противоестественное; климат Франции, нравы — все идет вразрез с ревностью.

Записочка, которую прислала Мадлон, сделала бы свое дело, будь твои принципы потверже; она приводит весьма убедительное оправданна и меня оно вполне удовлетворило бы. Впрочем, знай, что все тут просто шутка: блондин вовсе не так преуспел, как ты полагаешь; он — родственник, он просил оказать ему кое-какую услугу и только прочел ей докладную записку, в которой подробно изложил обстоятельства дела; чтобы оказать просимую услугу, надо было как следует познакомиться с его доводами. Твоя ревность только позабавила Мадлон; она вздумала потешиться и ты отменно сыграл роль шута. Все это неутешительно!

Что означают, скажи на милость, последние строки твоего письма и что ты понимаешь под лицемерием? Ты все такой же простачок!.. Обращаться с некоторыми людьми в соответствии с их предрассудками — это по-твоему лицемерие? А я утверждаю, что такого рода лицемерие — общественная доблесть; это не предательская маска, которою прикрывают лицо; это ласковое попустительство, всегда приятное тому, к кому оно относится, ибо оно доказывает желание нравиться собеседнику и жертвовать ради него всем, чем только возможно; словом, это мнимое лицемерие не что иное, как истинная вежливость.

Новости, относящиеся лично ко мне, я оставил напоследок. Твоя догадка правильна: Лора и слышать не хочет о замужестве; она счастлива; мать ее разделяет наши взгляды и все идет как нельзя лучше. Оказалось, что, помогая тебе, я действую в собственных интересах, но и не будь тут для меня корысти, я все равно помог бы тебе. Прощай, любезный Эдмон. Никакой женитьбы, никаких ребячеств! Следуй по пути, который открыт пред тобою, а если невзначай споткнешься — зови на помощь

Твоего друга до гробовой доски».

Не думай, любезный старшой, что последнее письмо для меня убедительно: одна только госпожа Парангон могла бы внушить мне силу одержать над самим собою победу... великую победу, уверяю тебя... Но вот, наконец, план, о котором я возвестил тебе в первых строках письма.

Бертран собирается приехать сюда на Троицын день; попроси родителей, чтобы они послали вместе с ним и Жорже, а чтобы ты не удивлялся, скажу тебе сразу, что в нашей местности не вижу для наших братьев лучших партий, чем две младшие Сервинье. Я частично посвящу Катрин в свой замысел и убежден, что она приложит все старания, чтобы он осуществился. Признаюсь, я не в силах окончательно отказаться от Эдмэ и примириться с мыслью, что она вступит в какую-либо чужую семью; мне кажется, что если она составит счастье Бертрана, то и сам я буду счастлив; он добрый, недурен собою, тихого нрава; он, конечно, не останется равнодушным к Эдмэ, когда увидит ее, а если он полюбит ее, в силах ли она будет отказать ему в своей руке? Повторяю, я не могу уступить ее никому, кроме как очень дорогому мне человеку, человеку, которого я люблю, как самого себя. Не следует, однако, думать, что эта замена может быть предложена без надлежащей подготовки; я стану действовать исподволь; тем временем мы будем просить руки Катрин для Жорже. Сообщи мне свое мнение обо всем сказанном, когда приедут братья. Я решил не видеться с Эдмэ впредь до их приезда.

Остаюсь, любезный старшой, горячо любящий всех вас.

ПИСЬМО LXXIII

ОТ ПЬЕРРО к ЭДМОНУ

Я подозреваю и опасаюсь притворства

Родители одобряют оба твои замысла, любезный Эдмон, и посылают Жорже с Бертраном. Они очень дорожат честью, которую собирается оказать тебе госпожа Парангон, и удивляются, как ты мог колебаться. Я прочитал им кое-что из письма этой доброй, милостивой дамы и оно вызвало у них слезы радости; другое письмо я им не показал. Они надеются, что ты и Юрсюль будете большим утешением в их уже надвигающейся старости. Они беспрестанно заводят разговор между собою, а также и со мной о том, как счастливо складывается судьба их мальчиков, которые женятся выгодно и притом на хороших девушках, а ведь мы, как ты знаешь, небогатые и нас много, и теперь они не раскаиваются, что послали тебя в город, раз ты там хорошо себя ведешь и заботишься о братьях, как родители и ожидали, зная твой добрый нрав. Вот что они наказывали написать тебе и вдобавок они просят тебя действовать разумно и осмотрительно во всем, что касается братьев и тебя самого.

Сам же я, любезный братец, не так спокоен, как они. О, друг мой, смотри, как бы город и пагубные наставления не испортили тебя. Я почти ни шиша не понял из письма твоего коварного кузена, не знаю, что это такая за мадемуазель Мадлон, но нахожу, что все это довольно грубо и довольно-таки странно. По-моему, любезный Эдмон, есть два вида лицемеров: одни, начиная развращаться, краснеют за свои дурные поступки и от стыда скрывают их, а другие, подлецы, уже больше не краснеют; они подавили в себе совесть, и действуют ловко, изворачиваются и так и эдак, чтобы удовлетворять свои распутные желания, и надевают личину добродетели, чтобы успешнее обморочить порядочных людей. Лицемерие спокон века потворствует преступлениям; когда оно появляется, то оно все равно как тень, что скрывает преступника от солнца; когда лицемерие в цвету, то оно удобное покрывало, за которым не видать уродства. Остерегайся лицемерия, любезный братец; ибо привычка притворяться влечет за собою вкус к порокам, даже если раньше его не было. Что до Лороты, то больше мне о ней не говори; это роняет тебя в моих глазах; она нам родственница, а между тем мы оказались причиною ее срама; я ведь вижу, что она опускается, и будь в моей власти вытащить ее, не опасаясь ей повредить, так я бы ее вытащил, но у меня нету никаких возможностей, а тебя я просить