Становление писательницы. Мифы и факты викторианского книжного рынка - Линда Петерсон

В 1875 году молодая поэтесса по имени Элис Томпсон (которая позже станет Элис Мейнелл) опубликовала «Прелюдии» – тонкий сборник лирики, проиллюстрированный ее сестрой Элизабет, профессиональной художницей. В материальном воплощении том ясно сообщает о поэтических намерениях, принадлежности к лирической традиции XIX века и устремлениях своего автора. На обложке четко изображены пять тисненных золотом символов: лира, перо, акант, урна и пара горлиц. Первые два представляют способы литературного производства, вторые два – символы искусств и художественных достижений (рис. 25)[1]. Пятый же, происходящий из «голоса горлицы» (Песн. 2:12) из «Песни песней», является особенным, если не уникальным, для «Прелюдий» и призван показать, что молодая поэтесса, недавно обратившаяся в католицизм, также тяготела к христианской лирике[a]. Том кажется перегруженным символизмом, заявляя о себе: это не просто поэзия, это поэтическое достижение.

Название тома также говорит о литературных устремлениях Мейнелл – об этом она в конце жизни с долей иронии вспоминала как о «детской уверенности в будущем гении»[2]. Учитывая серьезную музыкальную подготовку женщин из семьи Томпсонов, название, скорее всего, обращено к «Прелюдиям» Шопена (1838) – этим коротким лирическим пьесам, написанным, когда Шопену было 27 лет, охватывающим все 24 музыкальных ключа и демонстрирующим, как выразился один критик, «удивительное разнообразие и яркость настроений… достигаемых чуть более чем в мгновение ока»[3]. «Прелюдии» Мейнелл, написанные в середине ее третьего десятка и опубликованные, когда ей, как и Шопену, было 27 лет, также направлены на разнообразие и яркость настроений, размеров и стихотворных форм, и все это достигается в узких рамках лирического стиха. Конечно, название дает и литературный намек: на автобиографическую «Прелюдию» Уильяма Вордсворта (1850) – эпический анализ «становления сознания поэта». «Прелюдии» Мейнелл предполагают аналогичный акцент на истоки поэтической силы и идентичности – акцент, подтверждаемый открывающим том стихотворением о природе, многочисленными аллюзиями на поэтов-романтиков, разбросанными по всей книге, и эпиграфами, устанавливающими поэтическую преемственность автора. Тем не менее, независимо от того, подразумевают ли «Прелюдии» музыкальную или литературную аллюзию, название предполагает, в более широком смысле, первую книгу стихов, книгу, открывающую литературную карьеру и предвосхищающую более поздние и значимые поэтические достижения.

Рис. 25. Обложка «Прелюдий» (1875) Э. К. Томпсон. Предоставлено библиотекой Йельского университета

Если «Прелюдии» заявили об устремлениях Мейнелл – ее юношеском желании писать стихи, стать поэтессой, достичь высот в литературе, – их пророчество не сбылось – по крайней мере, так казалось. В личной копии, хранящейся в библиотеке Мейнелл, на титульном листе сделана карандашная надпись: «Прелюдии к тишине»[4]. Оглядываясь назад, мы знаем, что этот том не стал прелюдией к долгой непрерывной карьере поэта, поскольку Мейнелл вскоре перестала писать стихи и вместо этого обратилась к прозе, став известной журналисткой, критиком и эссеисткой поздневикторианской эпохи. В 1880–1890‑х она заложила основы современной художественной критики, рефлексивного эссе в режиме «обычного читателя» литературных произведений. Как выразился ее старший современник Джордж Мередит, эссе Мейнелл демонстрируют, «что однажды она станет одной из величайших британских писательниц». Джоан Шатток, современная исследовательница истории литературы, дает типичную оценку карьеры Мейнелл: она была «опытной эссеисткой, ее работы в лучшем случае не уступают высшим образцам творчества Вирджинии Вульф по своему диапазону, уравновешенности и стилю»[5]. Тем не менее, какими бы точными ни были эти суждения, они не учитывают амбиции Мейнелл в 1875 году, когда «Э. К. Томпсон» вошла в литературную сферу, и не объясняют ее решение перейти от выбранной ею поэзии к эссе – форме, которую она вынужденно приняла по финансовым причинам, но в которой она сделала свой самый значительный вклад в английскую литературу. Что побудило Мейнелл превратиться из лирической поэтессы в профессиональную рецензентку, журналистку и эссеистку, чтобы в конечном итоге стать (по словам Мередита) «одной из величайших британских писательниц»?

В зрелом возрасте Мейнелл отвергла свои «Прелюдии» как незначительные, сказав:

Моя первая книга стихов была принята издателем только потому, что моя старшая сестра, которая только что заработала отличную репутацию художника-баталиста, была достаточно любезна, чтобы проиллюстрировать ее[6].

Ее дочь Виола сообщила, что ее мать никогда бы не признала значимости этих ранних стихотворений:

Едва ли хоть один член ее семьи без чувства предательства мог бы объявить их хорошими, настолько категорическим было ее отречение от них позже… В зрелости в собственном творчестве ей нравилось только то, что содержало в себе более лаконичную мысль[7].

У нас может возникнуть соблазн объяснить пренебрежительное отношение Мейнелл к своим ранним произведениям с точки зрения архетипической встречи молодой женщины-творца со строгим критиком-мужчиной – в данном случае Ковентри Патмором, который похвалил ее прозу, но о ее поэзии сказал, «что, хотя та и была подлинной, прекрасной, даже слишком безукоризненной, но не достигала крепкого классического уровня»[8]. Если смотреть на ситуацию таким образом, Мейнелл отказалась от поэзии, потому что прозу она писала лучше (или потому, что критик-мужчина сказал ей, что это так).

Тем не менее я полагаю, что отказ Мейнелл от «Прелюдий» происходит не из соображений, что эссе ей удавались лучше, чем поэзия, а из‑за чувства, что ее ранние стихи не стали тем, что декларировали (или тем, на что она надеялась), – прелюдией к будущим стихам. Том стихов Мейнелл намекает на неуверенность в отношении того, какое направление может принять ее собственная (а в более широком смысле, и вся поздневикторианская) поэзия, на ее отношение к сапфической традиции XIX века и к поэзии пейзажа ее романтических предшественников, работами которых она восхищалась. В этой главе я предполагаю, что Мейнелл оставила поэзию как по финансовым, так и по интеллектуальным причинам, что она стала писательницей отчасти по «счастливой необходимости»[9], но также, что за годы написания обзоров, статей и эссе для периодических изданий она решила концептуальные вопросы, которые беспокоили ее при поэтическом дебюте 1875 года: какие лирические традиции могла бы продолжить и развить писательница поздней викторианской эпохи? Какие женские литературные традиции могли бы принести положительные результаты и даже процветать? Какую роль могли бы сыграть поэты в современном литературном искусстве? Другими словами, чтобы стать современным поэтом, Мейнелл должна была стать более многогранной писательницей – если использовать ее собственные слова об американском писателе Джеймсе Расселе Лоуэлле, «разумной, справедливой, бескорыстной, терпеливой, счастливой, сдержанной, радостной»[a]. Работа Мейнелл в жанре рефлексивного эссе представляет собой решение вопросов, поднятых томом ее ранних стихов, точно так же как ее карьера представляет собой решение практической проблемы зарабатывания денег