Наши за границей. Где апельсины зреют - Николай Александрович Лейкин

Глафира Семеновна достала из саквояжа флакон и передала мужу. Тот нюхал и чихал.

Явился кондуктор осматривать билеты. Опять разговор о пересадке.

– Стой, суну ему два франка в руки. Авось дело выяснится, – сказал Николай Иванович. – А ты, Глаша, скажи ему по-французски или по-немецки, чтобы он показал нам, где должен быть этот ихний «умштейген».

Николай Иванович таинственно поманил кондуктора пальцем и, когда тот наклонился к нему, сунул ему в руку два франка. Кондуктор недоумевал. Глафира Семеновна заговорила:

– Монтре ну иль фо умштейген[423].

– Ja, ja… Das ist in Romanshorn… Station Romanshorn…

– Станция Романсгорн, – подхватил Николай Иванович.

– Да, да… Но ведь мы не знаем, в котором часу мы на нее приедем, – отвечала Глафира Семеновна и снова обратилась к кондуктору: – Ум ви филь ур Романсгорн?

– Um fünf Uhr Morgen…[424]

– В пять часов. Так… Le matin? Утром?

– Le matin, le matin.

– Так вы вот что… Коммензи ин вагон и загензи, когда будет Романсгорн. Загензи: хир вот Романсгорн[425].

– Sie wollen schlafen? O, ja, ja… Schlafen Sie ruhig. Ich werde zu Ihnen kommen und sagen[426], – успокоил их кондуктор, поняв так, что супруги хотят заснуть и боятся проспать.

– Придет, придет и скажет, когда нужно пересаживаться, – успокоила мужа Глафира Семеновна.

Хотя и обещался кондуктор прийти в вагон и сказать, когда будет станция Романсгорн, но супруги все-таки не спали и ждали. Как только они начинали дремать, сейчас же нюхали нашатырный спирт.

Но вот наконец опять вошел кондуктор и с улыбкой произнес: «Романсгорн». Супруги засуетились и начали хвататься за свои саквояжи и подушки.

– Будьте спокойны. Как приедем – сейчас я вам доставлю носильщика, – сказал кондуктор по-немецки.

Николай Иванович схватил руку кондуктора и радостно потряс ее, сказав «мерси».

Вот и станция Романсгорн. Поезд остановился. Вошел носильщик и схватил вещи супругов.

– Вин, Вин… Вир фарен Вин… В Вену едем… В венский вагон надо пересесть, – поясняла ему Глафира Семеновна. – Вин вагон.

– Ja, ja… Bitte schneller, Madame… – торопил носильщик, вытаскивая из вагона вещи.

LXXXIV

Носильщик с саквояжами и с подушками шел через рельсы мимо стоящих на запасном пути вагонов. Супруги следовали за ним. Пройдя через несколько запасных путей, носильщик повел супругов по дорожке какого-то сада. Было темно, и только в отдалении мелькали огоньки.

– Господи! Да куда же он нас ведет? – возмущалась Глафира Семеновна. – Нам нужно в венский вагон садиться, а он тащит нас по саду. Уж не думает ли он, что мы хотим остановиться в этом поганом Романсгорне, и не ведет ли нас в гостиницу? Послушайте! Вохин?[427] Нам нужно в вагон. Вагон ин Вин.

– Ja, ja… – И носильщик заговорил что-то по-немецки, чего супруги не поняли.

Через минуту показался берег и плещущая вода. Уже начинало светать, и супруги увидали озеро. Вот и пристань. У пристани шипел, разводя пары, пароход. Носильщик прямо направился к пристани.

– Однако, куда же ты это нас, почтеннейший?.. – возвысил голос Николай Иванович. – Глаша! Посмотри… Он нас на пароход тащит. Тут какое-то недоразумение.

– Хер! Хёрензи![428] Нам не туда! Нам ин Вин, – крикнула Глафира Семеновна.

– Ja, ja… Sie müssen zuerst im Dampffchiff fahren[429], – отвечал носильщик.

Супруги не поняли и в недоумении остановились.

– Schneller! Schneller! – торопил их носильщик и кивал на пароход.

– На пароход зовет. Это просто путаница… Зачем нам на пароход, ежели у нас железнодорожные билеты прямого сообщения? – произнес Николай Иванович, не двигаясь.

Супругов обгоняла публика, спешившая на пароход.

– Надо у других спросить, у кого-нибудь из публики, – сказала Глафира Семеновна, не доверяя носильщику, и обратилась к проходившему мимо их солидному немцу в пальто-плаще с несколькими воротниками, показывая ему билеты: – Вир фарен ин Вин… Загензи во ист вагон.

– Nach Wien? Kommen sie mit… – поманил их немец.

– И этот на пароход зовет. Да неужели в Вену-то на пароходе?..

– Черт их знает! Да и сам черт не разберет! Надо идти… – тяжело вздохнул Николай Иванович и пошел на пароход.

Глафира Семеновна следовала сзади и бормотала:

– Ну а на пароходе опять спросим.

– Билеты! – возгласил по-немецки шкипер в фуражке с золотым позументом, когда супруги вступили на пароход, и, взглянув на показанные Глафирой Семеновной книжки билетов, прибавил: – Второй класс, направо.

– Вир ин Вин… – попробовала заметить ему та.

– Да, да… Второй класс направо.

– Стало быть, не ошибка, стало быть, действительно в Вену на пароходе… – обратилась Глафира Семеновна к мужу.

– Ничего я, матушка, не знаю, ничего не понимаю, – отвечал тот раздраженно. – Теперь будь что будет, но другу и недругу закажу напредки без языка за границу не ездить!

Они очутились во втором классе парохода, в роскошной каюте, освещенной электрическими лампами-грушами. Носильщик положил около них багаж и, сняв шапку, просил за труды. Получив мелочи, он сказал: «Glückliche Reise»[430] – и исчез.

Пароход тронулся. Супруги, покорные судьбе, сидели молча и, недоумевая, смотрели друг на друга.

– Батюшки! – воскликнул вдруг Николай Иванович. – Багаж-то наш в поезде железнодорожном остался! Ведь я квитанции-то носильщику забыл передать! Боже милостивый! Ну что теперь делать? Ну как мы будем без чемоданов и сундуков.

– Перепутались-таки и на возвратном пути. Поздравляю! – сказала Глафира Семеновна и прибавила: – Ведь это ужас… ведь это просто наказание! Что теперь делать?

И супруги впали окончательно в уныние.

– А вы куда изволите ехать? – отнесся вдруг к ним по-русски седой старик с усатою военною физиономией, в длинном пальто-халате и в серой шляпе, сидевший невдалеке от супругов и прислушивавшийся к их разговору.

– Русский человек! – радостно воскликнул Николай Иванович, устремляясь к нему. – Сам Бог вас нам посылает. Очень приятно, очень приятно встретиться. Это вот моя жена. Вообразите, мы, кажется, совсем не туда попали. Мы едем из Женевы в Вену, взяли билеты прямого сообщения по железным дорогам, а очутились на пароходе. И в довершение несчастия забыли выручить наш багаж из поезда. По-немецки говорим только два слова, спрашиваем всех и каждого, так ли мы едем, и ни нас никто не понимает, ни мы никого. Вот привели для чего-то на пароход.

– Покажите ваши билеты, – попросил старик.

Супруги показали. Старик рассмотрел их и сказал:

– Нет, вы едете как следует. Вот у вас в книжке и билет на пароход для переезда из Романсгорна до Линдау по Боденскому озеру.

– Ну слава Богу, слава Богу, что мы не перепутали! – заговорил Николай Иванович. – Скажите, и долго нам ехать еще по этому озеру?

– Часа через два мы перейдем озеро и будем в Линдау. Там вы сядете в вагон и уж поедете прямо в Вену.

– Но что нам делать с багажом? Мы наш багаж забыли взять из поезда.

– А у вас багаж как отправлен? Покажите квитанцию, – поинтересовался старик и, взглянув на квитанцию, сказал: – Успокойтесь, ваш багаж с вами вместе едет, его уже перенесли на пароход.

– Ну как гора с плеч! Приеду домой – молебен отслужу, – вздохнул Николай Иванович. – Голубчик! Ваше имя-отчество? Позвольте познакомиться, – обратился он к старику.

Старик назвал свое имя и фамилию.

– Михаил Матвеич? Чудесно. А я – Николай Иваныч Иванов, а это супруга моя Глафира Семеновна. Бутылочку не позволите ли с вами за компанию распить для первого знакомства? Здесь на пароходе наверное есть буфет.

– Буфет-то есть, но в шесть часов утра я не могу вино пить. Теперь не время, а за компанию благодарю, – отвечал старик.

– Что за не время! Пилося бы да елось, да дело на ум не шло.

– Нет, уж увольте.

– Жаль, жаль. Вы куда ехать изволите? Не в Вену ли? по дороге ли нам?

– Нет, в Линдау я должен остановиться. Здесь на озере виды очень замечательные, и мне хочется несколько раз проехать по озеру. Я художник-любитель. Пойдемте на палубу и будем любоваться видами. Теперь уже рассвело.

LXXXV

Всходило солнце, когда супруги поднялись на палубу парохода. Пароход шел вблизи берега, и береговые виды были действительно великолепны. На гладкой, как стекло, голубой воде виднелись рыбацкие лодочки, гористый берег с разбросанными на нем деревушками играл оттенками красного, золотисто-желтого и фиолетового цветов. Русский спутник супругов тотчас приложил к глазам бинокль и начал любоваться картинами природы, но супругов картины