Жизнь лишь одна - Вера Кушнир

То, что Евгения осталась в живых при всех вышеназванных обстоятельствах, не менее чудесно, чем спасение от гибели её матери в Польше. Обе женщины были еврейки, хотя и верующие в Христа, что не имело никакого значения для нацистских палачей. Но с Евгенией случилось следующее: перед самым вторжением немцев на территорию их города в конце 1941 года у Евгении родилась четвёртая дочь Катя.

Произошло это через четырнадцать лет после рождения их третьей дочери Веры, так что событие это было приятным сюрпризом в семье. Об эвакуации вглубь страны среди самой суровой зимы за все годы войны с новорождённым ребёнком на руках не могло быть и речи, тем более, что удобных условий для такого переезда не было предоставлено. Им были предложены открытые угольные вагоны, а поезд шёл в Сибирь!

Это обстоятельство гальванизировало решение Евгении и Сергея никуда не двигаться и ждать, что будет. А было, действительно, многое! Мы ограничимся здесь только одним: когда после поражения в Сталинграде немецкие войска начали в сентябре 1943 года покидать Украину, в числе сотен тысяч двигающихся на Запад беженцев была старшая дочь Розенбергов со своими четырьмя детьми!

Сергея не было с ними, но по дороге из страны, далеко от родного города и без всяких предварительных сговоров из-за условий военного времени, семья “натолкнулась” на своего отца, который по предведению Божьему тоже шёл на Запад — из лап Сталина в лапы Гитлера!

Конец войны настал для них в августе 1945 года. События промежуточных лет заполнили бы ещё одну книгу, но наша повесть сегодня не о них, а о родителях Евгении, и всё-таки мы приведём ещё одну историю из их жизни, чтобы показать, как Бог чудесно спасает Своих детей. Именно это обстоятельство послужило воссоединению Евгении с её родителями.

Город в Судетенланде, в котором Евгения и Сергей жили со своими детьми перед концом ужасной войны, был освобождён американскими войсками.

После ночного обстрела американцы вошли победоносно в город под прикрытием артиллерии. Солдаты свалили танком забор перед домом, в котором семья нанимала скромную квартирку, разбили прикладами ружей двери и потребовали квартиру на ночь, велев хозяевам выбраться до утра. Они съели всё съестное в доме и расположились на ночлег, не ожидая никаких проблем. Но проблема всё-таки пришла в образе странной настойчивой женщины, довольно свободно объяснявшейся по-английски.

Молодой американский сержант положил перед хозяйкой квартиры на её кухонный стол свои ноги в немецких лётных сапогах (военный трофей) и решил расслабиться. Но не тут-то было. Евгения, используя все свои знания английского языка, пыталась убедить его, что он “послан ей Богом” — для того, чтобы немедленно сообщить её отцу в Америку, что его дети выжили в войне, что она живёт и здравствует в Судетенланде (вскоре после этого переданном Красной Армии и возвращённом Чехословакии). Она сказала сержанту, что не видела своих родителей более двадцати лет и не получала от них вестей последние пять лет, но она помнит адрес отца в Америке, и “не пошлёт ли он ему весточку полевой почтой?”

Сержант ни в какую не поддавался уговорам, громким голосом называл Евгению сумасшедшей, настаивал на том, что “война ещё не кончилась… идёт фронт, и вся почта проходит цензуру”. Однако, все его доводы были на ветер, коса нашла на камень — видать, сержант нашёл в этом поединке равного себе по упорству. Он неохотно сдался — при условии, что Евгения сама напишет отцу записку, а он попытается припиской на конверте убедить цензора пропустить её. В тайне души он надеялся, что Евгения не сможет этого сделать, но она написала записку, а он, как обещал, сделал приписочку цензору, дал вместо обратного адреса свой полевой номер, и месяц спустя к Евгении пришёл из Америки аффидевит и письмо от отца, подписанное одним словом: “Отец”.

После ещё одного бегства дальше на запад с отданной Советам по договору территории, и спустя ещё два года Евгения и Сергей прибыли, наконец, в Америку с двумя дочерьми, Лидией и Катей (старшей и младшей), а две другие дочери, Ирина и Вера, вышли замуж в Германии и ожидали своего выезда ещё почти три года, но и они, в конце концов, воссоединились с родителями и впервые встретились с Розенбергами, о которых они знали только понаслышке.

Спустя несколько лет, в одной из своих миссионерских поездок по Америке от имени Миссии “Вефиль”, Евгения посетила того американского сержанта, который помог ей связаться с родителями. Он был где-то в Вашингтоне, где Евгения отыскала его по его полевому номеру через военные архивы. Чуть помятая фотография ещё юного американца в военной форме и с винтовкой в руках, написанная рукою Евгении записка отцу и конверт с полевым номером и припиской цензору превратились в

“историческое сокровище” семьи на многие поколения в доказательство того, как Бог всегда возвышается над обстоятельствами и заступается, когда нужно, за Своих детей.

Глава 37. Приезд других родственников

Следующей семьёй, прибывшей в Америку после Евгении и Сергея, была семья Сиверта и Марии Слорт с их двумя детьми, Анитой и Яном. С 1937 года они проживали в Голландии и тоже много лет не виделись с родителями Марии.

Вскоре после рождения второго ребёнка, Яна, у Марии открылся туберкулёзный процесс в лёгких, и её поместили в санаторий. Когда в сороковом году нацисты оккупировали их страну, Мария хотела возвратиться домой к мужу и детям, потому что врачи объявили её здоровой, то есть, уже не заразной. Но главный врач посоветовал ей остаться в санатории, полагая, что там ей будет безопасней. Её удостоверение личности было помечено огромной буквой “J”, указывая на её еврейское происхождение, и ей была выдана жёлтая звезда со словами Jood (еврей), так что опасения врача были вполне обоснованными.

Задержка в санатории оказалась действительно жизнеспасательной для Марии, и когда кончилась война, семья Слорт начала прощупывать возможности переселения в более тёплый климат, чем в Голландии.

Попытки попасть в Швейцарию не дали желанных результатов, и они решили выехать в Калифорнию — на радость Розенбергам.

С самого начала новой жизни в Америке Сиверт включился в работу любимой Миссии, а Мария продолжала набирать силы, пока и она тоже смогла примкнуть к служению в Миссии и продолжала его далеко за пределы жизни своих родителей, которые