Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару

В сентябре 1942-го подпольщики переправляли через линию фронта военнопленных Овчинникова и Воронова и еврейскую девушку Еву Хайкину, которой, по понятной причине, оставаться на оккупированной территории никак было нельзя. Сопровождал их один из юных островских подпольщиков Александр Козловский. По пути за линию фронта группа нарвалась на полицейскую засаду. Саша Козловский отстреливался до последнего патрона и подорвал себя гранатой, Ева Хайкина приняла яд, а вот Овчинникова и Воронова взяли живыми и привезли в островскую тюрьму. Воронов пыток не выдержал и выдал и Клаву Назарову, и родителей Саши Козловского, и всех тех подпольщиков, которых успел увидеть перед своей отправкой в доме родителей Козловского. Начались аресты. 6 ноября арестовали Клаву Назарову, ее мать и родителей Саши Козловского. Больше месяца продолжались допросы и пытки. Через месяц, убедившись в том, что никаких сведений от островских подпольщиков получить нельзя, начальник Островской военно-полевой комендатуры полковник Зассе отдал приказ об их публичной казни[92].

15 декабря 1942 года на базарной площади Острова при большом стечении народа Клавдия Назарова и еще одна подпольщица Анна Иванова были повешены. Овчинникова и Воронова повесили вместе с ними. Палач накинул веревку не на шею, а на подбородок Клавдии Назаровой, и она умерла не сразу. Тела повешенных немцы не разрешали снимать трое суток. Только после разрешено было их похоронить. В тот же день, 15 декабря, в деревне Рядобжа были повешены подпольщики Дмитриев и Михайлов, а в деревне Ногино – родители Саши Козловского.

Тем не менее подпольная организация не прекратила работу. В марте 1943 года оставшиеся в живых руководители подпольщиков собрались на встречу с представителем разведки штаба 3-й ленинградской партизанской бригады. По предложению штаба партизан руководителем островского подполья была назначена Людмила Филиппова. Добытые сведения передавались в штаб партизанской бригады раз в неделю. Подпольщики составили подробный план расположения военных объектов города Острова и его окрестностей, план расположения немецкой дивизии, передали сведения о численности гарнизона в Острове, не прекращали организовывать побеги военнопленных и тех, кого собирались угнать на работы в Германию.

В конце августа 1943 года одна из партизанских разведчиц, посланная на встречу с подпольщиками, была по неопытности и неосторожности арестована немецкой полицией. Не выдержав пыток, она созналась, куда шла и с кем намеревалась встретиться. Начались аресты. Арестовали более тридцати человек, включая руководителя островского подполья – Людмилу Филиппову. Допросы и пытки ничего гестаповцам не дали, и тогда они привезли Людмилу Филиппову домой на свидание с пятилетней дочерью. Не помогло. Филиппова успела взять с комода свою фотографию и быстро на ней написать: «Милой дорогой моей дочурочке от крепко любящей ее мамульки. Милая моя крошка, храни эту карточку, ибо она тебе напомнит мать, будешь большая, вспомнишь ее… Расти, моя милая, будь счастлива. Мама».

9 августа 1944 года следователь военной прокуратуры 3-го Прибалтийского фронта капитан юстиции Кольнер в присутствии двоих понятых осматривал здание островской тюрьмы и на стене одной из камер обнаружил надпись: «Филиппова Мила. Камера № 24. Сижу с 23/VIII–43. Сегодня 1.IX.43. Допросы кончились. Сижу одна. Жду приговора. Думаю, что расстреляют. Да, жить еще хочется».

Вместе с островскими подпольщиками была арестована командир группы разведотдела штаба Северо-Западного фронта Зоя Круглова. Перед смертью она сумела переправить письмо родственникам: «Здравствуйте, дорогие мои родители – папочка и мамочка, дорогие сестрички Валечка и Шура и дорогой братишка Боречка. Пишу я, милые, вам из тюрьмы в последний раз. Получите письмо после моей смерти. Милые мои, вот уже год, как вы обо мне ничего не получали, никакой весточки, это время я скиталась, но о вас не забывала. Меня в феврале арестовали, и я два с половиной месяца сидела в одиночной камере в тюрьме. Каждый день ожидала расстрела. Мамочка, мне было тяжело, но я перенесла все это. Меня отправили в лагерь в Псков, там я пробыла два месяца и сбежала, попала к своим. Меня снова послали с заданием, и я снова в этой же тюрьме – вот уже второй месяц. Меня били палками по голове. Жду расстрела, о жизни больше не думаю, хотя, милые мои, мне очень хочется пожить ради того, чтобы увидеть вас, крепко обнять и выплакать на твоей груди, мамочка, все свое горе. Ведь если бы не попалась второй раз, в сентябре я была бы дома. Но, видно, такая моя судьба, на которую я нисколько не обижаюсь. Я исполнила свой долг. Милые мои, вы гордитесь тем, что я не запятнала вашей фамилии и своей чести. Умру, но знаю за что. Мамочка, ты особенно не убивайся, не плачь. Я бы рада тебя утешить, но я очень далеко и за решеткой железной и крепкой стеной. В тюрьме я часто пою песни, а тюрьма вся слушает… Милые мои, обо мне вам расскажут другие девушки, если они будут живы… Еще раз прошу – только не плачьте, не тоскуйте. Мой последний привет тете Лизе, дяде Ване, Лене Алмазовой, всем, всем моим подругам, родным, знакомым. Целую всех крепко, крепко. Прощайте навсегда».

Милу Филиппову, Зою Круглову, Леву Судакова и Сашу Митрофанова расстреляли 9 сентября 1943 года в лесу близ Острова. Место их захоронения нашли только в 1959 году. Перед смертью бывший староста деревни Рагозино при немцах, некий Петров, прозванный односельчанами Петлюрой, рассказал племяннице о том, что был свидетелем расстрела островских комсомольцев. После довольно сложных поисков останки расстрелянных обнаружили и перезахоронили на центральной площади города. Там же, на центральной площади, в мае 1963 года был установлен памятник Герою Советского Союза Клавдии Назаровой[93].

«С ними еще страшней обращались, чем с нами»

Перед началом оккупации Острова в нем проживало немногим менее 200 евреев. Для города с населением в 14 000 человек не так уж и мало. Большей частью это были врачи, учителя, бухгалтеры, юристы, часовщики, портные и фотографы. Немцы, заняв Остров, приказали всем островским евреям зарегистрироваться в трехдневный срок. Кроме того, им было приказано нашить на грудь и спину большие шестиконечные звезды и без них на улицах не появляться. По воспоминаниям жительницы Острова Доры Ротенберг, ее отец получил двадцать пять розог за то, что появился на улице без нашитых звезд. Евреям запрещалось ходить по тротуарам – только по проезжей части дорог, но гетто как такового в 1941 году в Острове еще не было. Его организовали зимой 1942 года рядом с центром