Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

никого до вечера не принимал в Кремле. Вечером он долго – с 17:35 до 20:25 – говорил с Молотовым с глазу на глаз. Так что получается, что решение о повороте во внешней политике СССР было принято 19 августа Сталиным и Молотовым вдвоем. Может быть, они пообедали вместе или прогулялись по Кремлю, взвешивая «за» и «против».

Вот-вот мог состояться «новый Мюнхен» – германо-польское соглашение под давлением Великобритании и Франции. Важно, чтобы на этот раз к переговорам был допущен СССР. Поскольку Лондон и Париж действовали за спиной Москвы, Молотов рассчитывал сделать ставку на Берлин, чтобы Советский Союз вновь не попал в изоляцию.

Если «новый Мюнхен» не состоится – начнется вторжение вермахта в Польшу. Ее армия скорее всего не устоит. Можно было бы помочь полякам, пока они еще могли сопротивляться. Но вступать в войну, когда поляки уже будут разгромлены, советские руководители не хотели – это было бы уже крайне опасно для СССР. А пускать Красную армию на свою территорию до начала войны польское руководство не собиралось. Получалось, что вмешиваться в войну на стороне Польши не следовало. Если западные союзники помогут Польше и совместными усилиями разгромят Германию – тоже хорошо. Опасность Советскому Союзу со стороны Гитлера будет устранена без пролития крови советских солдат. А если Гитлер окажется сильнее – можно объединить Украину и Белоруссию под красным флагом. Тогда германские войска окажутся достаточно далеко от Киева и Минска. Да и хорошо бы, чтобы у Гитлера больше не было поводов разыгрывать украинскую карту.

Можно, конечно, остаться нейтральным и не принимать участия в разделе Польского государства. Это означало возвращение к внешнеполитической ситуации 1927–1933 годов и конца 1938 года – уход в глухую оборону в ожидании, когда столкновение «империалистических хищников» приведет к революциям. Но такая стратегия была весьма рискованной. Выбор времени удара по СССР оставался за противником. Момент начала советско-германской войны удалось бы отодвинуть на несколько лет – пока Гитлер не расправится с Францией и Великобританией. А затем СССР останется один на один с объединенной Гитлером фашистской Европой и Японией, опирающейся на ресурсы Китая и Индии…

Сталин и Молотов предпочли другой вариант, вытекавший из традиционной европейской политики, – участие в разделах, усиление своих стратегических позиций перед будущим столкновением. Они решили: внешняя политика СССР меняет направление. Не прекращая переговоров с англо-французскими империалистами, посмотрим, что предложат немецкие, и если предложат больше – возьмем.

Вечером 20 августа Сталин провел в Кремле расширенное совещание, где, судя по составу участников, обсуждались идеологические (Жданов), экономические (Микоян, Вознесенский, Тевосян и др.) и военные (Кулик) аспекты дела. Хотя, возможно, Сталин занимался и текучкой.

Аппарат НКИД тоже не терял времени даром. Уже на второй встрече с Молотовым 19 августа Шуленбург получил проект пакта о ненападении, составленный по всем правилам дипломатической науки. Одного только там не было – обычного для «литвиновских» пактов указания, что документ теряет силу в случае агрессии одной из сторон против третьего государства[532]. И Сталин, и Молотов прекрасно понимали, зачем Гитлеру пакт.

Вечером 19 августа Молотов отдал советским дипломатам распоряжение не тормозить экономические переговоры с Германией. В ночь с 19 на 20 августа торгово-кредитное соглашение было подписано. СССР получал 200 млн марок, на которые мог покупать германское оборудование, а долги гасить поставками сырья и продовольствия.

Рискуя престижем, 20 августа Гитлер направил Сталину личное послание, чтобы подтолкнуть нового партнера принять Риббентропа 22 или 23 августа. В своем письме он подтверждал советский проект пакта и информировал о близящемся столкновении Германии и Польши – времени оставалось мало.

Получив письмо, Сталин отдал команду Ворошилову, и тот 21 августа зачитал западным военным миссиям заявление, в котором говорилось, что переговоры могут быть возобновлены, как только будет решен вопрос о пропуске войск через Польшу.

В тот же день Сталин поблагодарил Гитлера за письмо и согласился на прибытие Риббентропа 23 августа. Этому дню суждено было стать историческим.

Когда Гитлер узнал, что Риббентроп может ехать в Москву 23 августа, он воскликнул: «Это стопроцентная победа! И хотя я никогда этого не делаю, теперь я выпью бутылку шампанского!»[533]

Поскольку Польша своим несогласием на проход войск заблокировала военные переговоры в Москве, заключение британско-франко-советского союза до близившейся развязки германо-польского конфликта перестало быть реальной альтернативой германо-советскому сближению. Очевидно, что после заключения пакта о ненападении между СССР и Германией военное соглашение вообще не могло быть заключено. Ворошилов 22 августа встретился с Думенком, который как раз накануне получил согласие правительства на подписание военной конвенции, если ее проект все-таки будет подготовлен. Ворошилов сказал: «Французское и английское правительства теперь слишком затянули политические и военные переговоры. Ввиду этого не исключена возможность некоторых политических событий…»[534] Возможность была именно не исключена. Переговоры с Риббентропом могли еще и сорваться.

5. Пакт и протокол

Риббентроп прилетел в Москву 23 августа. На аэродроме его встречал не Молотов, а его заместитель В. Потемкин. Это объяснимо – ведь формально, как председатель правительства, Молотов был равен не Риббентропу, а самому Гитлеру.

Кортеж министра въехал в Кремль – этот символ загадочного государства, нависавшего над востоком Европы, скованного железной дисциплиной и вдохновленного абсурдной идеологией марксизма. Хотя Маркс был евреем, но вдохновлялся немецкой философией. Все в этой стране заимствовано у германской культуры – государство, идеи, техника… Придет время, и немецкие солдаты будут маршировать по этой площади перед Кремлем. Ресурсы этой богатой страны потекут в Германию широким потоком. Лишнее население будет выселено в Азию, пусть им занимаются японцы. Эти варварские купола, напоминающие мечети, мы, наверное, снесем. А кремлевскую крепость можно и оставить – у нее вполне европейский вид, похож на итальянский. Но это потом. А сейчас не время. У фюрера другие планы. Ресурсы России нужны уже сейчас. И нейтралитет, а то и помощь этих наивных азиатов под красным знаменем. Нужно проявить всю возможную любезность, чтобы обвести их вокруг пальца…

Риббентропа принимал Молотов, но в переговорах участвовал лично Сталин. Сначала советские лидеры были настроены сухо и по-деловому. Они по-прежнему не знали, насколько нацисты настроены договариваться всерьез. Или они просто используют переговоры для того, чтобы давить на «Антанту» (ведь симметрично вели себя англичане и французы). Сталин и Молотов не стали поддерживать начатые Риббентропом разговоры о «духе братства» двух народов, а принялись деловито торговаться.

Советская сторона приняла немецкие поправки к проекту пакта, кроме помпезной преамбулы о дружбе. В окончательном виде документ предусматривал:

«Обе Договаривающиеся Стороны обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного