Закат и упадок средневековой Сицилии: политика, религия и экономика в царствование Федериго III, 1296–1337 гг. - Клиффорд Бэкман

Часто один и тот же раб покупался и продавался несколько раз. Несчастная женщина по имени Азиза, белокожая мусульманка из Ночеры, принадлежала Томмассо Ламату, ювелиру, который, вероятно, захватил или купил ее во время войны и увез в свой дом в Мессине. В какой-то момент она приняла христианство и взяла имя Роза. В мае 1308 года Томмассо продал Азизу/Розу каталонскому купцу из Таррагоны с редким именем "Аглинус Пальяриус". Вернувшись в Таррагону, Аглинус быстро продал ее другому купцу, Рамону Перису. В декабре того же года Рамон, решив по каким-то причинам избавиться от нее, отдал Азизу/Розу своему прокуратору (валенсийцу Хайме Тредесу), который отвез ее в Палермо, где 8 декабря она была наконец продана Абдул-аль-Саламу ибн Аль-Фейту, видному мусульманскому купцу из ее родной Ночеры[539].

Таким образом, работорговля до 1310 года во многом олицетворяла общее положение Сицилии — хаотичную борьбу во время войны, когда торговля резко сократилась, а иностранные инвестиции в основном попали в руки каталонцев, а затем, после 1302 года, быстрый подъем, когда Сицилия снова заимела широкие, хотя и непрочные торговые связи, но все больше зависела от иностранных купцов, ввозивших и вывозивших товары на остров.

В законах Ordinationes generales много было сказано о практике рабства. Как уже говорилось выше, законодательство 1310 года демонстрирует убежденность в том, что Сицилия стоит на перепутье, не менее роковом по своим последствиям, чем восстание 1282 года. Но в отличие от чисто политических и экономических последствий Сицилийской вечерни, вопрос, стоявший перед королевством в 1310 году, был не чем иным, как судьбой его души, и даже (по мнению некоторых) ролью королевства в спасении самого христианства. Только с помощью такой основательной реформы можно было победить Антихриста. Существенное значение для этих апокалиптических воззрений имело новые приобретения Сицилии на Востоке, где Каталонская компания, переместившись из Малой Азии в Грецию, постепенно устанавливала свой контроль над значительной частью греческих земель и куда перебралось учение Арнольда де Вилановы, благодаря его наспех подготовленной рукописи. Можно предположить, хотя это и не подтверждается никакими фактами, что по крайней мере один или два евангелиста последовали за посольством монахов с горы Афон, чтобы распространять своих воззрений либо среди греческого населения, либо среди членов Каталонской компании, обосновавшихся на греческих землях.

Эти законы, как и вдохновившая их Informacio espiritual, были направлены на искоренение зла, а не несправедливости, и на поощрение благочестия, а не социального равенства. Помимо осуждения всех форм азартных игр, поощрения публичных чтений Священного Писания на местном языке и приказа об изгнании всех "заклинателей, прорицателей, колдунов и распространителей суеверий", новая программа была направлена на продвижение "евангельской истины, переданной нам Им, к хвале Его имени и возвеличиванию католической веры", регулируя все аспекты межконфессиональных и межэтнических отношений внутри королевства. Но в обычно сегрегированной жизни средневековых городов, в которой Сицилия, несмотря на неоднородность ее портов, не была исключением, большинство регулярных контактов между латинским, греческим, еврейским и мусульманским населением ограничивалось рынком. Сохранение рабства в городах королевского домена означало, что ко времени Федериго наибольшее количество межэтнических и межрелигиозных контактов происходило, так сказать, в условиях неволи. По мнению Арнольда, неизбежность прихода Антихриста требовала немедленного устранения всех потенциально вредных контактов, если это было возможно; если же такая радикальная операция оказывалась невозможной, то единственным выходом было содействие христианизации иноверцев. Таким образом, большинство новых законов о рабах были направлены на то, чтобы привести рабовладение в большее соответствие с христианскими ценностями, как их понимали евангелисты, и облегчить распространение веры среди мусульманских и греческих невольников.

Например, всем рабовладельцам отныне запрещалось, под страхом наказания в виде года тюрьмы, противодействовать или препятствовать попыткам обращения рабов в христианство[540]. Однако обращение не приносило свободы и в лучшем случае оно лишь защищало раба, налагая на владельца не только моральное, но и юридическое обязательство относиться к новообращенному с уважением и братской любовью, которые требовались от всех христиан. Крещение увеличивало обязанности раба, поскольку от него, как от христианина, отныне ожидалось повышенное уважение к своему хозяину, а нарушение долга по отношению к собрату-христианину добавляло моральное пятно к чисто юридическому нарушению обязательств перед господином. Ссылаясь на Первое послание Павла к Тимофею:

Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести, дабы не было хулы на имя Божие и учение. Те, которые имеют господами верных, не должны обращаться с ними небрежно, потому что они братья; но тем более должны служить им, что они верные и возлюбленные и благодетельствуют им.

Новый закон ставил рабовладельца в положение духовного наставника, по настоянию которого раб был приведен к крещению и которому спасенный от ада раб отныне должен быть особенно предан[541]. Но на рабовладельца также возлагалась повышенная ответственность за гуманное обращение с рабами. Клеймение рабов и применение любых форм физического наказания осуждалось. Запрет на клеймение служил двум целям: во-первых, он защищал раба от суровой и потенциально опасной практики; во-вторых, он гарантировал, что с крещеными мусульманами в случае обретения ими свободы будут обращаться как с христианами. Клеймение, которому подвергались многие рабы, не только отмечало их как рабов, но и как мусульман. Если не добавить второе клеймо, идентифицирующее человека как крещеного христианина, освобожденный раб сталкивался с потенциальной опасностью быть принятым за мусульманина и, следовательно, быть вновь порабощенным[542].

Желание гуманно относиться ко всем христианам, будь то рабы или нет, и независимо от этнической принадлежности, вдохновило следующий закон кодекса. Он запрещал кому бы то ни было, особенно владельцам новообращенных рабов, бросать оскорбление "собака-отступник!" в адрес любого человека, о котором известно, что он христианин или способен доказать свою веру, независимо от того, был ли этот очерняемый арабом, африканцем, евреем, греком или представителем любой другой национальности[543]. Этот эпитет был и остается особенно унизительным оскорблением на Сицилии, которое, вероятно, вошло в культуру с приходом арабов, среди которых он также является сильным вульгаризмом. Собаки, из-за грязи и болезней, связанных с ними, считались одной из низших форм жизни и никогда не поддавались одомашнению. Вместо этого они бродили по улицам, питались отбросами и распространяли болезни. Бросить подобный эпитет в адрес любого человека, особенно единоверца, было оскорблением, которое нельзя было игнорировать, и которое обычно приводило к ссоре. Сицилийцы, с их высокоразвитым чувством личной чести, были особенно чувствительны к любому такому оскорблению. Например, спор по коммерческому вопросу между Руджеро ди Джудиче Маркизио и Филиппо Карастоно в 1312 году резко обострился после того, как неосторожное личное оскорбление прервало доселе мирный процесс. Точно так же