Происхождение видов путем естественного отбора - Чарльз Роберт Дарвин

Глава VII

Различные возражения против теории естественного отбора

Я посвящу эту главу рассмотрению различных возражений смешанного характера, которые были выдвинуты против моих воззрений, так как этим путем может лучше выясниться кое-что из того, что обсуждалось раньше. Но было бы бесполезно разбирать все эти возражения, так как многие из них были сделаны писателями, которые не дали себе труда понять самый предмет. Так, например, один известный немецкий натуралист утверждал, что самая слабая сторона моей теории заключается в том, что я рассматриваю все органические существа как несовершенные; между тем в действительности я говорил, что все они не настолько совершенны, какими они могли бы быть по отношению к окружающим их условиям, и это доказывается тем, что многочисленные туземные формы во многих точках земного шара уступили свои места вторгавшимся чужеземцам. Кроме того, если бы органические существа и были вполне приспособлены к окружающим условиям в одно какое-нибудь время, они не могут остаться таковыми после того, как эти условия изменились, если сами они не изменятся соответствующим образом, и никто, конечно, не станет оспаривать того, что физические условия каждой страны, равно как и количество и характер ее обитателей, претерпели много изменений.

Недавно один критик, щеголяя математической точностью, настаивал на том, что долговечность весьма выгодна всем видам, так что тот, кто верит в естественный отбор, «должен построить свое генеалогическое дерево» таким образом, чтобы все потомки были долголетнее своих предков! Неужели наш критик не может понять того, что двухлетнее растение или одно из низших животных может попадать в холодный климат и погибать там каждую зиму и, однако, благодаря полезным свойствам, приобретенным путем естественного отбора, выживать из года в год при помощи своих семян или яиц? Рей Ланкестер недавно обсуждал этот вопрос, и – насколько сложность предмета дает возможность составить определенное суждение – он приходит к заключению, что долговечность обыкновенно стоит в соотношении с положением каждого вида на органической лестнице, а также со степенью расходования организма на процесс воспроизведения и на общую деятельность. И эти качества, вероятно, в весьма значительной мере определялись естественным отбором.

Приводился и тот довод, что как ни одно из египетских животных и растений, о которых мы знаем что-нибудь, не изменилось в течение последних трех или четырех тысячелетий, точно так же не изменилось, вероятно, ни одно из них и нигде на свете. Но, по замечанию Д. X. Льюиса, этот способ аргументации доказывает слишком много, потому что древние домашние породы, изображенные на египетских монументах или набальзамированные, весьма близко схожи или даже тождественны с теми, которые живут в настоящее время, а между тем все натуралисты признают, что эти породы произошли путем видоизменения их первоначальных типов. Многие животные, которые остались без изменения с начала ледникового периода, могли бы служить несравненно более разительным примером, потому что они подвергались большим переменам климата и переселялись на большие расстояния, между тем как в Египте жизненные условия за последние несколько тысячелетий оставались, насколько мы знаем, совершенно однообразными. Факт незначительности или даже полного отсутствия изменений со времени ледникового периода с некоторым успехом мог бы быть обращен против тех, кто верит во врожденный и необходимый закон развития, и совершенно бессилен против учения о естественном отборе или о переживании наиболее приспособленного, – учения, которое предполагает, что когда случайно возникают видоизменения или индивидуальные различия полезного свойства, то они сохраняются, но это осуществляется лишь при известных благоприятных обстоятельствах.

Знаменитый палеонтолог Бронн в конце своего немецкого перевода моей книги спрашивает, каким образом объяснить с точки зрения естественного отбора, что разновидность может жить бок о бок с породившим ее видом? Если оба они приспособились к слегка различной жизненной обстановке или условиям, то они могут жить вместе; и если мы оставим в стороне полиморфные виды, изменчивость которых, по-видимому, носит особый характер, и все чисто временные видоизменения, каковы размеры, альбинизм и пр., то более постоянные разновидности, насколько я могу судить, обыкновенно оказываются населяющими различные местообитания, как, например, возвышенности или равнины, сухие или сырые местности. Далее, у животных, которые много странствуют и легко скрещиваются между собой, разновидности, по-видимому, обыкновенно приурочены к различным местностям.

Бронн настойчиво утверждает также, что отдельные виды никогда не разнятся друг от друга отдельными признаками, но всегда многими; он спрашивает, каким образом всегда случается, что несколько частей организма видоизменяются одновременно путем вариаций и естественного отбора. Но в этом случае нет никакой необходимости предполагать, что все части какого-нибудь организма изменились одновременно. Самые поразительные видоизменения, отлично приспособленные к какой-нибудь цели, как уже было замечено раньше, могут быть приобретены при помощи последовательных уклонений, хотя бы и слабых, сначала в одной части, затем в другой; а так как они передаются все вместе, то и производят на нас такое впечатление, как будто бы они возникли одновременно. Самым лучшим ответом на вышеприведенное возражение могут служить, впрочем, те домашние породы, которые были видоизменены главным образом по воле человека, отбиравшего их с какой-нибудь специальною целью. Посмотрим на скаковую и ломовую лошадь или на борзую собаку и мастифа. Все их телосложение и даже их умственный склад видоизменились, а между тем, если бы мы могли проследить каждую стадию в истории их превращений – а последние стадии проследить возможно, – мы не увидели бы крупных и одновременных перемен, а лишь легкие видоизменения и усовершенствования сначала в одной части, затем в другой. Даже в том случае, когда отбор применялся человеком лишь к какому-нибудь одному признаку – чему лучшим примером могут служить наши культурные растения, – мы неизменно замечаем, что если эта одна часть, будь то цветок, плод или листья, весьма сильно изменилась, то и другие части почти все претерпели легкие видоизменения. Это можно объяснить отчасти принципом соотносительного роста и отчасти так называемой самопроизвольной вариацией.

Гораздо более серьезное возражение было выставлено Бронном, а недавно также и Броком, а именно что многие признаки, по-видимому, не приносят никакой пользы их обладателям и потому не могли испытывать на себе влияния естественного отбора. Бронн указывает, например, на длину ушей и хвостов у различных видов зайцев и мышей, на сложные складки эмали на зубах многих животных и на множество аналогичных примеров. В применении к растениям этот вопрос был разобран Негели в его замечательном исследовании. Он признает, что естественный отбор сделал многое, но настаивает на том, что семейства растений отличаются друг от друга главным образом морфологическими признаками, которые, по-видимому, совершенно не важны для благополучия видов. Поэтому он верит в прирожденную наклонность видов прогрессировать