Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов

научный руководитель всё ещё пытается управлять этим процессом, опуская по одному стержню системы управления и защиты реактора. Но разгон продолжался по экспоненте, и ситуация быстро перерастала в неуправляемую.

Именно Александров сообразил, в чём дело, выскочил на балкон и рявкнул начальнику смены команду полностью открыть поступление воды во все коллекторы. Что тот мгновенно и сделал, пока сам АП, буквально ссыпавшись с балкона, повернул вниз все тумблеры на пульте, которые управляли опусканием стержней системы защиты (СУЗ). Чем грозившая авария была пресечена в зародыше – реактор остановился.

Что же оказалось? Человеческая ошибка: руководитель пуска не учёл, что вода выливалась просто медленно через узкие зазоры между стенками и урановыми блоками. И, не видя немедленной реакции, чересчур заторопился закрывать следующие коллекторы. В какой-то момент количество ушедшей воды превысило некий предел, и реактивность пошла вверх. А второй ошибкой дежурного было то, что он плохо изучил проект и привязанные к нему регламенты: поднимать поглощающие стержни надо было по одному, а вот опустить можно было все разом. Специально было так сделано, чтобы мгновенно пресекать неконтролируемый разгон котла. Но человек этого не знал или этим знанием пренебрёг.

* * *

Куда легче проходили строительство и запуск в эксплуатацию в апреле 1950 года уран-графитового реактора АВ-1. Логично в общем-то: и времени на проектирование было больше – приказ ПГУ № 276сс/ОП приступить к делу был издан 17 июля того же 1948 года, – и опыт появился бесценный, и недостатки первой конструкции выявились, и их можно было спокойно устранить. В том приказе это было сформулировано даже как требование:

«а) Приступить к проектированию реактора АБ по проекту, аналогичному реактору А, с внесением в этот проект, по техническим условиям лаборатории № 2 АН СССР (акад. И.В. Курчатов) конструкторских улучшений, позволяющих упростить и удешевить сооружение реактора и одновременно поднять его мощность.

б) Приступить к проектированию по техническим условиям лаборатории № 2 АН СССР (академик Курчатов И.В., член-корреспондент АН СССР Александров А.П.) реактора АВ». [301]

Правда, потом решение по АБ как-то растворилось, но значения это особого не имело: по тому же приказу сразу началось проектирование, а в конце 1948 года, ещё до получения всей проектной документации, в 3 километрах от реактора «А» начались земляные работы под котлован для АВ.

Главное, уже той гонки не было. Бомбу взорвали в августе 1949 года, американцам нос утёрли. После этого можно стало работать хоть и споро – с товарищем Берией по-прежнему не забалуешь, – но уже не лихорадочно. Успевать всё продумывать.

От руководства получили награды мыслимые и немыслимые, в том числе и те, кто был причастен к разработке реактора «А». На 32 листах постановление, сотни фамилий! Игорю Курчатову – Героя Соцтруда! И Славскому. Доллежалю – тоже.

Александрову дали орден Ленина, премию в 75 тысяч рублей, право на обучение своих детей в любых учебных заведениях СССР за счёт государства и на бесплатный проезд железнодорожным, водным и воздушным транспортом в пределах СССР. Ну и снабжение особое выделили. Тоже не мелочь – Машка, дочь, мелкая растёт, как на дрожжах; сыновья тоже как-то в росте не останавливаются.

С такими пультами проводились первые ядерные испытания. Экспозиция в НИК «Курчатовский институт». Фото автора

При этом все участники проекта оказались в полном фаворе со стороны государства. У властей к ним было особое отношение.

Отношения среди людей проекта тоже стали как-то… родственнее, что ли. Дружественнее, раскрепощённее. Свободнее.

Взять хоть Бороду. Игорь всегда был известным шутником, любящим дружеские розыгрыши. Но всё же до испытания Бомбы и он, пожалуй, не решился бы так подшутить над Ванниковым, как сделал в столовой ИТР после успешного пуска реактора.

Приехали на обед. Ванников первый сбросил шинель и пошёл в зал, а Курчатов специально замешкался. Потом вынул из кармана два гвоздя и попросил швейцара прибить к полу галоши генерала.

Тот, естественно, в отказ: «Не хочу в тюрьму». Тогда Борода сам попросил у кого-то – у водителя, что ли, – топор и, сдавленно хихикая, лично совершил диверсию против начальника ПГУ.

Свидетели – а кое-кто из присутствующих нарочно задержался, чтобы посмотреть завершение перформанса, – отдали, однако, должное Ванникову. Когда Борис Львович, надев шинель, папаху и бекешу и вдвинув штиблеты в галоши, не смог сделать ни шага, он хладнокровно оторвал резиновую обувь от пола, подошёл к невинно смотрящему в потолок Курчатову и сказал этак снисходительно:

– Всё бы тебе, Борода, прыгать да играть…

А когда тот стал возмущённо отнекиваться, разъяснил всё так же снисходительно:

– А ещё академик! Ну, сам подумай, кто другой решился бы прибить мои галоши?

Ещё бы! Сам любитель пошутить, Ванников мог запросто спросить у подчинённого, есть ли у того дети, и, получив утвердительный ответ, сказать наставительно: «Если не выполнишь задание, детей своих не увидишь». И ему верили. Потому что на важных совещаниях у Ванникова всегда сидели два полковника из госбезопасности. И иногда они прямо с совещания уводили кого-нибудь из руководителей в тюрьму для быстрого следствия. Откуда те затем отправлялись в лагеря на много лет. И искать защиты смысла не было – все знали дежурную на такие случаи фразу председателя ПГУ: «Ты можешь пожаловаться на меня Берии или Сталину, а мне жаловаться некому, с меня Сталин спрашивает, как тебе и не снилось, так что не обижайся». [412, с. 167]

Тем более что и сам Ванников сидел ещё и в начале войны…

И по сравнению с этим, и вообще по всему чувствовалось после Бомбы, что атмосфера рабочая словно бы разрядилась. Хотя, конечно, ответственность оставалась той же. Да и, если честно, первую бомбу сделали на рывке да на хрипе, а вот ради последовательного их производства, как у американцев, надо было ещё промышленность атомную построить по-настоящему. Второе-то испытание удалось провести лишь через два года после первого – 24 сентября 1951 года.

Собственно, вот этим – вложением себя в выстраивание этой новой высоконаучной отрасли промышленности – и должен был заниматься в Челябинске-40 Анатолий Александров, находясь здесь в образе «ока государева». То есть руководителя всей научной стороной деятельности комбината № 817 от имени головной научной инстанции ЛИПАНа и от Игоря Васильевича Курчатова лично.

А это – не только реакторы. Но и, так сказать, противоположная сторона медали – загрязнение окружающей среды.

Ещё когда определялись с местом строительства комбината, как Славский рассказывал, уже предполагалось, что радиация будет выходить в атмосферу. Потому привлекали метеорологов, определяли розу ветров, составляли карту осадков – в общем, заранее думали, как минимизировать предопределённый вред.

Но основная проблема сложилась на земле. В основном из-за слива технологических жидких