И море, и Гомер – всё движется любовью… - Евгений Михайлович Голубовский

вместимости и прочности, и заказали проект одесскому немцу – архитектору Шеврембранду. В 1897 году лютеранская церковь, вмещавшая 1200 человек, была освящена. После Великой Отечественной войны её превратили в спортзал, слава Богу, не взорвали. Многие годы шла борьба за то, чтобы не разрушать этот памятник архитектуры. Но возрождена будет кирха лишь в начале XXI века. И сделала это немецкая община Одессы при поддержке лютеран из ФРГ.

Это ещё и памятник культуры нашего города. Здесь на органе играл замечательный музыкант Теофил Рихтер, отец гениального пианиста Святослава Рихтера. Кстати, первые уроки музыки у отца Светик (так его называли в Одессе), получил в 20–30-е годы XX века в этой же кирхе. А при кирхе находилось приходское училище святого Павла, ставшее в годы советской власти профтехучилищем. Его заканчивал гениальный ученый, отец советских ракетных двигателей Валентин Глушко. И он увлекался музыкой, восторженно слушал игру Теофила Рихтера. Переписывался с Циолковским, но ещё не знал, какую дорогу выбрать – музыку или воздухоплавание. Судьбу определил случай, как рассказывал мне в интервью Валентин Петрович Глушко: в Ленинграде у него… украли скрипку. Пришлось «переквалифицироваться» в инженеры.

Но вернемся к истокам. Весной 1803 года, когда дюк де Ришелье, назначенный градоначальником, прибыл в Одессу, здесь вообще не было ремесленников. Выписывать из столицы? Возможно, но дорого. «Государь император, – рассказала в своей книге по истории города Доротея Атлас, – предложил герцогу всеми поощрениями и льготами привлекать иностранных жителей для поселения, особенно людей полезных – художников, мастеровых, торговцев, матросов». И вот результат, как его описывал историк Одессы профессор В. К. Надлер: «Немецкие поселенцы прибывали в Новороссию целыми десятками тысяч; число ремесленников между ними было так велико, что они населили собой целую улицу в Одессе, носящую ещё и теперь название Ремесленной».

Трудно даже перечислить все те ремёсла, где немцы заняли ведущие места. Каретники, оружейники, часовщики, булочники… Среди первых типографщиков – немцы Нитче и Шульц, среди фотографов – Гааз и Шмидт, среди аптекарей – Кестнер. Кстати, при ремонте дома на углу Екатерининской и Театрального переулка сняли мраморный подоконник – «Аптека М. Кестнера». Благодаря внимательности Олега Губаря она сохранена. И, кто знает, может быть, станет мемориальной доской на этом доме.

Написал фамилию фотографа Гааза – вспомнил, что фабрику музыкальных инструментов в Одессе открыл Гааз, его однофамилец.

А кто в Одессе не знал фамилию немецкого колониста Иоганна Гена, на чьём заводе производили лучшую сельскохозяйственную технику на юге России, а семейство Фальц-Фейн, прославившееся не только закладкой заповедника Аскания-Нова, но и производством в Одессе рыбных консервов. О том, что пивоварение было в руках немцев, напоминает и сегодня марка пива «Санценбахер», хоть могли бы выпускать и сорт «Кемпе» – и его пиво славилось далеко за пределами города.

Я назвал аптекаря, но мог бы назвать и врачей. Как не вспомнить Н. М. Дитерихса. В своё время историк медицины Арсен Фикс докладывал на «Одессике» драматическую судьбу этого врача-исследователя. Дитерихс спас больного дифтерией, применив трахеотомию, но заразился сам и умер в 31 год.

Среди одесских немцев были выдающиеся учёные, к примеру, археолог Э. фон Штерн. Выдающиеся благотворители – необходимо воздать должное создательнице первого детского сада – баронессе Мейендорф…

Нельзя забыть, что дважды, в первую мировую и Великую Отечественную, Одесса была оккупирована немцами. Если в 1918 году это произошло в результате Брестского договора, подписанного большевиками с немцами, то в 1941 году фашисты вошли в город после беспримерной 73-дневной обороны, вошли в непокоренный город. Не забудутся кровавые злодеяния фашистов.

Но нужно помнить, что у каждой медали есть и другая сторона. Немец Николай Гефт в одесском порту боролся с захватчиками. Раненый немецкий солдат Генрих Бёлль, стоя у Потемкинской лестницы, навсегда проклянёт любые войны, он станет писателем с мировым именем, чьё творчество начинается рассказом «Тогда в Одессе». Я дружил с семьей Анны Мюллер, прятавшей в оккупированной Одессе, в подвале своей квартиры на Белинского, 6, соседку-еврейку. Мне очень жаль, что имя этой замечательной женщины пока не увековечено березкой на Аллее праведников мира…

Как велика и многолика немецкая Одесса! А ведь и кормили город немцы-колонисты из пригородов – из Гросс-Либенталя и Кляйн-Либенталя, из Петерсталя и Нейбурга. А Люстдорф вообще воспринимался как часть Одессы.

Так что кирха – память о немецкой диаспоре, которая всегда будет жить в нашем городе.

Конечно, я рассказал далеко не о всех знаменитых немцах, живших в нашем городе. Дополняйте меня. Вчера я немного поездил по Одессе. И по Новосельского, где родился, бывшей Немецкой, мимо красавицы кирхи, и был на Пересыпи, где укором смотрят на нас неработающие цеха завода Гена, в наше время ЗОРа…

Блаженны мифотворцы

Нужно радоваться каждому свершению. Каждому делу.

Вот и вчера открыли памятник на могиле «летописца Одессы» Александра Михайловича Дерибаса… Я писал как-то, что могила была практически без памятника, до того ли было в 1937 году.

Собирали деньги и во Всемирном клубе одесситов, они полностью переданы устроителям памятника, а ими стали кинематографисты, краеведы.

Несколько раз я был причастен к переизданию «Старой Одессы». В 1990 году, впервые после 1913 года, затеял переиздание в Одессе, в 1994 году в Москве и, наконец, в 2004 году в Киеве.

Для этого киевского издания Олег Губарь и я написали большую статью. С фрагментами из нее, в связи с открытием памятника, рад вас познакомить.

Блаженны мифотворцы

В сообщении «О том, чего я не досказал в своей книге…», читанном в Одесском библиографическом обществе, Александр Михайлович Дерибас (1856–1937) довольно внятно и совершенно бесхитростно определил характер текстов «Старой Одессы». Резюмируя им изложенное, можно остановиться на формулировке – записки старожила. Дерибас неоднократно подчеркивает, что не претендует на историзм, научность, академизм своих заметок, написанных «легко, фельетонно, без всякой системы, без всякой хронологии и без всякой претензии», картинно, эмоционально, и тем самым снимает с себя ответственность за строгую историческую достоверность.

Задача этих мозаичных и пёстрых глав скорее нравственная, нежели академическая.

По собственным словам автора, он хотел согреть новую Одессу теплотой давешнего одесского солнца, её прежней простодушной улыбки. Надо понимать так, что Одесса как бы исполнена некой ретроспективной энергетикой, постоянно напитывающей тонкокожих, чутких горожан, а потому придающей им неповторимый колорит, характерность, самость. Такие «особенные люди», наподобие медиумов или экстрасенсов, имеют возможность поделиться с согражданами добываемой из окружающего пространства энергией созидания и добра. В этом-то как раз и состоит великий гуманистический смысл «Старой Одессы» А. М. Дерибаса.

…Есть такой старый анекдот. Живописец портретирует немолодую отцветшую красавицу, а та этак жалостливо просит, чтоб он изобразил талию