Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

– Понадоблюсь? – Он пристально, исподлобья, посмотрел на меня. – Это – насчет Парижа?

– Ну, допустим.

– Что ж, – протянул он, – если ты уж так решил… Ладно! Ты город Львов знаешь?

– Слышал, – сказал я. – Кажется, он где-то на Западной Украине?

– Точно, – кивнул Копченый. – Самый западный изо всех советских городов… Ну, так вот. Там у меня есть друзья. Обратись к ним, они сделают все, что нужно. Сейчас я тебе дам ксивенку…

Он быстро начертал что-то на вырванном из блокнота листке. Затем извлек из портфеля плотный белый конверт, выложил в него записку и заклеил тщательно.

– Вот, – сказал он, – держи! Желаю удачи.

– Но… Где же адрес? – удивился я, вертя в пальцах письмо.

– Адреса не надписывают, их запоминают, – наставительно проговорил Копченый. – Усвой это правило накрепко!

– Теперь ты видишь, – сказала Марго, – видишь, какой он еще глупый…

– Ничего, – отмахнулся Копченый, – образумится со временем, обтешется, – и, цепко взяв меня за локоть, приказал: – Теперь слушай внимательно!

Он продиктовал мне адрес: назвал улицу, дом, имя того человека, к которому я должен буду обратиться. Заставил два раза повторить все это. И, наскоро простившись, ушел.

Он ушел, а я долго еще не мог заснуть в эту ночь.

Я думал о парижских своих родственниках; закрыв глаза, пытался вообразить себе их лица. До этого я почти никогда не вспоминал о них, не было случая… Все, что связано было с Беляевскими и Денисовыми, казалось мне далеким, почти нереальным. Теперь же я припомнил вдруг все, о чем когда-то рассказывала мне мать. Я пытался увидеть их – и не мог. Перспектива заволакивалась зыбким туманом. В тумане этом маячили очертания Парижа; угадывался чужой, таинственный и манящий мир. «Каков он будет в действительности? – думал я, засыпая. – Как примет меня? И что я там найду? Может, там меня наконец ждет отдых и избавление от скитаний. А может, все это как мираж: протяни к нему руку – и видение испарится, развеется».

Глава 7

На распутье

А утром письмо Копченого исчезло.

Оно лежало в изголовье – под матрасом. Я хватился его тотчас же, как только проснулся. Не нашел и понял: письмо у Марго.

Подруга моя была на кухне, возилась там, сильно гремела посудой. И когда я позвал ее, вышла не сразу.

– Зачем ты это сделала? – спросил я строго.

– Что именно? – с деланым удивлением проговорила она. – Ты о чем?

– О письме…

– А что случилось?

– Не кривляйся, – сказал я, – и объясни зачем? Ну? Я жду!

Тогда она как-то ослабла вся, опустилась на стул, сдавила лицо ладонями. И так сидела какое-то время, затем сказала медленно:

– Неужели ты и взаправду хочешь этой ксивой воспользоваться?

– А почему бы и нет? – беззаботно ответил я. – Впервые в жизни мне выпал хоть какой-то шанс, запахло удачей…

– Ты уверен, что именно удачей?

– А ты? – спросил я в свою очередь. – Ты не уверена?

– Нет, – сказала она.

– Но почему? Что ты имеешь в виду? Сложности, связанные с переходом через границу?

– И это тоже, – кивнула, наморщась, Марго. – Ты, наверное, не представляешь…

– Ах, да что тут представлять, – возразил я. – Ну, рисковое дело, я знаю. Ну что ж. Не привыкать! Кроме того, я ведь не сам пойду, мне помогут.

– Но все-таки, – тихо проговорила она, – подумай: ты доверяешь свою судьбу чужим людям…

– Надеюсь, люди эти надежные, знающие работу?

– Да уж будь уверен. – Марго усмехнулась хмуро. – Свою работу они знают!

– А вообще-то кто они? – поинтересовался я. – Валютчики? Контрабандисты?

– Ну, если хочешь, – сказала она, запинаясь, – что-то в этом роде. У Копченого друзья повсюду и самые разные! Этот турок крутит большие дела.

– Погоди, почему турок? – удивился я. – Он же ведь из Новочеркасска! Донской казак!

– Это он так тебе говорил, а мне – я помню – рассказывал, что родился в Константинополе, в Пере. Оно и похоже. А в общем, все это не важно! Я хочу тебе главное втолковать – не спеши, не горячись, не ищи себе новых приключений!

– Но послушай, – начал я, – ты же сама понимаешь…

– Понимаю, – перебила Марго, – понимаю, глупыш. Ты устал, психуешь, ищешь перемен. Но как все обернется? Что тебя ждет? Может так случиться, что ты этим переменам не обрадуешься, а будет уже поздно.

– Значит, ты что же, хочешь, чтобы я отказался?

– Да нет, не в этом дело, – досадливо и тоскливо ответила Марго. Она словно бы недомогала сейчас – томилась и маялась отчего-то… Отчего? – Повремени покуда, – трудно выговорила она затем, – подожди еще. Ну а если совсем уж станет невтерпеж – тогда другой разговор! Тогда беги во Львов, отваливай. Держать тебя никто не станет.

– Что ж, пожалуй, – сказал я после мучительного раздумья, – торопиться, в общем, некуда – ты права! Но все же письмо…

– Ах, пусть оно пока у меня побудет, – быстро сказала Марго. И как-то странно, по-птичьи – боком и снизу вверх – глянула на меня дымящимися своими, черными зрачками. – Ты паренек безалаберный, небрежный. Еще посеешь его где-нибудь, обронишь невзначай. А ксивы Копченого терять нельзя. Нипочем нельзя, упаси тебя бог! Страшно даже подумать!

Итак, письмо осталось у Марго. Поразмыслив, я примирился с этим, не стал его домогаться. Где-то в глубине души я сознавал правоту моей подруги; спешить и в самом деле было пока ни к чему…

«Подожду еще немного, попытаю судьбу, – решил я, – время терпит. А письмо – что ж… В руках Королевы оно сохранится гораздо надежнее, чем в моих! Тут спорить не о чем».

Вскоре мы с ней покинули Грозный; перебрались ненадолго в Закавказье, побывали в Средней Азии – в Туркмении и Узбекистане, а затем отправились на Дальний Восток.

Поездки эти связаны были с моим ремеслом майданника. Но имелось и еще одно обстоятельство. Задумав побег из России (сроки здесь не имели принципиального значения – важна была идея!), решив рано или поздно уйти за рубеж, я заразился вдруг странной сентиментальностью. Я колесил по дорогам страны, снедаемый тем смутным беспокойством, той щемящей грустью, какая обычно охватывает нас накануне разлуки с родными местами… В такой ситуации человек обретает как бы второе зрение, особое чутье; проникается болезненным и пристальным вниманием к мелочам… Все, что казалось ему доныне мелочным и пустячным, – окрестный жиденький пейзаж, осколок луны в дорожной луже, скрип половицы в избе – все становится вдруг ярким и значительным, насыщается новым смыслом.

И вот теперь мне хотелось вобрать в себя все это, запомнить и сберечь навечно!

Я разъезжал