Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

Так началась ее босяцкая, блатная жизнь.

Серега Зверь увез ее в Одессу, оттуда они отправились в Днепропетровск; поколесили по Украине, затем попали на Кавказ.

Хороший квартирный вор, опытный домушник, он всюду добывал деньги – немалые деньги! – и тратил их, не скупясь, на свою подругу.

Светлане нравились эти поездки – новизна впечатлений, перемена мест… Она не знала, что Серега мечется по стране, гонимый страхом, спасаясь от мести блатных.

Хороший вор, он был, по сути дела, отвергнут законом: за ним числились старые лагерные грехи! Он ссучился на Колыме, в Заполярье – далеко от здешних мест. А те, кто знали об этом, по-прежнему сидели еще, тянули срока… И все же душа его не могла быть спокойной. На каждом шагу его подстерегала неожиданность – роковая встреча, внезапное разоблачение… Мир мал и тесен – истина эта известна всем. Особенно хорошо ее знают шпионы и уголовники!

И то, чего он боялся, однажды свершилось. На одной из дагестанских станций Серега услышал вдруг чей-то возглас:

– Здорово, ссученный!

Вздрогнул, оглянулся и встретился взглядом с чужим, незнакомым ему человеком.

Человек был не знаком, но сами слова его, и интонация, и грозный, сокрытый в этом смысл – все было знакомо Зверю. Знакомо до ужаса, до тошноты.

Он понял, что его нащупали, нашли. И уже знал теперь, отлично знал про все, что с ним должно случиться.

В ту ночь он пил отчаянно, с надрывом, удивляя свою девочку необычной, почти ребяческой нежностью…

А наутро его не стало. К нему пришли и позвали его к друзьям, на разговор.

По словам Марго, за ним пришла какая-то женщина… И вот тут наконец-то я понял переживания Алтыны, осознал, в чем причина недавней ее истерики.

Она конечно же вспомнила собственное свое прошлое! Увидела в том, что случилось, нечто общее с судьбой Сереги Зверя. С ним, очевидно, поступили так же, как и с этим Саркисяном; во всяком случае – вполне могли так поступить.

Серега ушел и канул навечно. Светлана осталась одна – без денег, без друзей, без чьей-либо помощи. Началась новая жизнь, бездомная и бедственная.

Квартиру, где она жила, пришлось оставить, вещи продать. И все же в Ленинград к родителям своим она так и не вернулась, не захотела, не нашла в себе сил.

Она была уже конченой, пропащей. Возврата в прежний мир не было – Светлана это чувствовала и жила бездумно, отрешась от всяких надежд.

Какое-то время она скиталась по югу страны вместе с бродягами и нищими (блатные весьма метко называют их крахи), ночевала на вокзалах и пустырях, отдавалась за ломоть хлеба, за одну затяжку анаши… Вот тогда-то и появилось у нее это прозвище – Алтына.

А затем она заразилась. Случилось то, что было, в сущности, неизбежным. Больная, брошенная всеми, Алтына погибала и выжила случайно, благодаря Марго. Встреча с этой бандершей, со знаменитой этой королевой проституток, явилась для нее подлинным спасением.

Марго подобрала ее, пригрела, поставила на ноги. И постепенно из подзаборницы – из дешевой и грязной вокзальной шлюхи – Алтына превратилась в отличную профессионалку, в проститутку высокого класса…

Она лежала теперь, разметавшись на диване, легонько постанывала и что-то горестно лопотала во сне. С виска ее вдоль щеки стекала желтая, с медным отливом, вьющаяся прядка. Голубоватая жилка подрагивала на шее.

– Да, досталось бедняге, – заметил я, пристально, с жалостью разглядывая Алтыну, – хлебнула лиха, что говорить!

Потом, резко поворотившись к столу, взял графин. Налил водки в стакан и опрокинул его в горло, не глотая:

– Все мы здесь, в сущности, покалеченные. Разве не так, Марго?

– Так-то оно так, – повела бровью Марго. – Конечно… Но к чему ты это?

– Да просто. Подумал о жизни… Знаешь анекдот про бочку?

– Нет. Какой?

– Приводят еврея в ад. Там, известное дело, наказывают грешников – поджаривают, вешают за ребро… Сатана говорит: «Выбирай сам, что понравится». Ну, еврей рад. Ходит, приглядывается. Наконец видит: в углу громоздятся бочки, наполненные дерьмом. В них люди стоят по пояс в дерьме и покуривают… «Вот это – по мне», – улыбается еврей. «Залезай», – приказывает Сатана. Грешник залезает в бочку. Закуривает. Доволен. А в следующий момент по рупору раздается команда: «Бросай курить – становись на руки!» Понимаешь? Так вот мы все на Руси и живем: одна минута перекура, а остальное время – на руках…

– А что ж делать? – Марго вздохнула коротко. Лоб ее наморщился.

– Но почему нет людям счастья? И если есть оно – то где? Где оно?

– Счастье? – переспросила Марго, помедлила, потягиваясь. И вдруг добавила, раздувая ноздри: – Счастье, голубчик, впереди. А как нагнешься – все сзади!..

Ночью – уже поздно, накануне зари – явился Кинто. Он пришел усталый, запыленный. Отпыхался, присев к столу, зашуршал папиросами, прикуривая. Потом сказал:

– Я ненадолго… Дела… Значит, так: ушел все-таки татарин. Облапошил нас!

– Он что же, так и не попытался взять свои вещи? – удивился я.

– У него, оказывается, не две хавиры имелось, а три… Мы это уже потом выяснили, случайно. Он все самое ценное, золотишко и гроши, хранил, сукин сын, возле станции, в бараке, у знакомого мужичка одного.

– Все заранее обдумал, – усмехнулась Марго, – все учел… Ловок!

– Вы в том бараке побывали, конечно? – спросил я.

– А как же?!

– Когда это было? В котором часу?

– Где-то около десяти…

– А рванул он отсюда примерно в два часа дня. – Я покосился на Марго. – Так?

– Да вроде бы, – замялась она, – не помню уж точно…

– Я помню, – сказал Кинто. – Когда мы вышли с Абреком, было четверть третьего… Но в чем дело?

– За это время через Грозный проходит обычно шесть поездов дальнего следования и несколько местных. Надо бы теперь разузнать…

– Ах, ты вот про что, – махнул рукою Кинто. – Не волнуйся, уже узнали! Он отчалил с ростовским, четырехчасовым. Его ребята на перроне засекли. Жалко, они тогда еще не в курсе были… Но это пустяки. Главное дело сделано. След найден!

– Да, – с облегчением сказал я, – это самое главное.

Я разговаривал с Кинто и невольно – каким-то краешком сознания – удивлялся собственным своим словам. Я словно бы раздвоился и никак не мог разобраться в своих ощущениях… Утром еще я усердно разоблачал Хасана. Затем – в конце дня – пожалел его, раскаялся, восстал против жестокостей блатного мира. А теперь вот, узнав, что татарин перехитрил нас и скрылся, я снова жажду мести, помогаю розыску, хочу, чтобы он был взят и