Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

«Глупо как-то все получается, – подумал я вскользь, – мечусь, раздваиваюсь, противоречу сам себе… Любопытно, какие еще перемены произойдут со мной за эту ночь?»

– Я к вам прямо со сходки, – сообщил Кинто. – Было толковище…

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовалась Марго, – расскажи!

– Пришли все хасановские должники, все его жертвы. Рыл сто – не менее того. Речь держал Ботало. Он сказал: «Найти Хасана – вопрос чести! Дело тут не в грошах, которые он унес в своем клюве, дело в принципе… Так фраернуться, как мы, – это ж неслыханный позор! Если мы не сыщем татарина, будет смеяться вся босота – от Одессы до Владивостока».

– Хорошо сказал, – одобрил я, – точно!

– Между прочим, – Кинто быстро взглянул на меня, – тебя там все хвалили…

– Он у меня умненький. – Марго ласково потрепала меня по плечу. – Только вот психованный немножко.

– Перестань. – Я отвел ее руку и сказал, одновременно хмурясь и улыбаясь: – Какой я умненький? Наоборот, дурак…

– Брось ломаться! – сказал Кинто. – В самом деле – если б не ты, Хасан еще долго бы не был разоблачен. Это всем понятно.

– Ну, а если бы не ты, – ответил я тогда, – Хасан меня прикончил бы здесь – выпотрошил в два счета… Я ведь был в его руках!

– Ну, значит, мы квиты? – медленно проговорил Кинто.

– Выходит, так.

Кинто привстал и протянул мне руку:

– Давай, старик, забудем то, что было! Не обижайся. Не держи зла. Расстанемся друзьями… Идет?

– Идет, – сказал я, пожимая твердую его сухую ладонь. – Но почему расстанемся?

– Так ведь я уезжаю.

– За Хасаном, что ли?

– Ну да. У нас тут целая бригада создана. Поезд отходит через сорок минут.

Марго сейчас же сказала, наполняя стаканы:

– Выпьем, раз такое дело, – и мигнула глазом. – Пусть все будет хорошо!

– Пусть будет, – сказал Кинто.

Мы дружно сдвинули стопки. Затем он встал, пошел к дверям. И, глядя ему в спину, я вдруг забеспокоился.

– Погоди, – позвал я. – Ты что же, хочешь ехать без меня?

– Так ведь ты болен, – растерянно пробормотал он, оборачиваясь в дверях и теребя картуз. – Мне Марго еще вчера утром говорила…

– Конечно, – сказала, потянув меня за рукав, Марго. – Да и куда ты вообще годишься в таком виде – без штанов? Посмотри на себя!

– Ерунда, – отмахнулся я, – штаны где-нибудь найдем. Правда, Кинто?

Он молча пожал плечами. Тогда я поспешно шагнул к нему и покачнулся, цепляясь за спинку стула.

Комната померкла вдруг и закружилась; предметы сдвинулись, исказились… Красноватое облачко скользнуло по моему сознанию и на мгновение застлало взор. Из багряной этой мути просочился голос Марго – неясный, звучащий как бы издалека:

– Ну вот, сам теперь чувствуешь…

– Я не болен, – хрипло выдохнул я, – я пьян. Грипп давно кончился… Я просто выпил. Это пройдет.

– Да у тебя же ведь жар, – сказала Марго. И я почувствовал на щеке прохладное прикосновение ее ладони. – Ты ведь горишь. Ложись-ка, миленький, ложись.

– А где Кинто? – спросил я, слабо сопротивляясь.

– Ушел уже, – ответила она, укладывая меня в постель. – Уехал… А ты спи!

Глава 6

Королева и ее друзья

Приключение на сталинском пруду не прошло для меня даром; я жестоко простудился и провалялся в постели, в жару, две недели.

За это время я успел приглядеться к Марго и слегка разобраться в ее делах.

Дела у нее были большие и самые разные.

Марго, как оказалось, возглавляла не только ростовский, известный мне притон. Она входила в солидную корпорацию – была там кем-то вроде члена правления. Корпорация эта охватывала почти все города Северного Кавказа, ей принадлежали десятки подпольных увеселительных заведений.

Занималась Марго и другим прибыльным бизнесом: перепродажей ворованных «темных» вещей, а также документов. Именно это последнее обстоятельство и привело ее теперь в город Грозный, в столицу Чечено-Ингушетии.

Здесь, я чувствую, должен объясниться. События, о которых я вам рассказываю, происходили в 1946 году – вскоре после того, как была по приказу Сталина почти полностью ликвидирована небольшая эта республика…

…Как и в эпоху вавилонского пленения, шли по горным дорогам люди, нагруженные скарбом; мычал, разбредаясь, скот; плакали дети в ночи. Все было, как в баснословной древности! Только конвой, подгоняющий народ, одет был в красноармейские шинели.

Людей согнали к железнодорожному полотну, погрузили в товарные составы и отправили на поселение в Среднюю Азию, за Урал и в Сибирь. Операция эта проделана была довольно ловко, со знанием дела. Территорию республики очистили в короткий срок.

Очистили быстро, но все же не полностью. Дело в том, что высылке подлежали не все вообще жители гористой этой страны, а только ингуши и чечены; только те, у кого были определенные паспорта.

Некоторые из них сумели укрыться во время облавы, спастись от нее. Иные бежали с этапа и тайно вернулись в родные места. И всем им теперь необходимо было обзавестись новыми бумагами.

Неожиданный спрос породил ответное предложение; мгновенно возник черный рынок, снабжающий население всякого рода ксивами – паспортами, справками, метрическими свидетельствами и удостоверениями личности.

В Грозный и в соседние города съехались фармазоны и мошенники всех мастей и разрядов. Они потянулись сюда с разных концов Советского Союза. Больше всего было здесь специалистов из Ленинграда и Одессы. С одесситами в основном и держала контакт Королева Марго.

Она ведь и сама была родом из Одессы, из этого русского Марселя! Выросла там, в портовых кабаках, и прошла хорошую школу.

Марго была старше меня на семнадцать лет и помнила еще классическую воровскую Одессу: Одессу Мишки Япончика, Семки Рабиновича и Соньки Золотой Ручки; мир контрабандистов и портовых жиганов, дерзких налетчиков и рыцарей Молдаванки.

Ее частенько посещали старые друзья. Приходил некто Марк, тщедушный и юркий, с аккуратно подстриженными усиками над тонким безгубым ртом. Он постоянно хихикал, поеживался и мелким нервным движением потирал ладонь о ладонь.

Усевшись, он тотчас же поджимал одну ногу под себя, а другую закручивал штопором вокруг ножки стула. И в такой позитуре, ежась и потирая ладони, подолгу беседовал с Марго, предавался воспоминаниям… Они знали друг друга с детства, росли на Черноморской, в одном доме, и с умилением, с элегической грустью вспоминали ранние свои годы.

– Твоя покойная мамаша, Марго, – говорил он, ерзая на стуле, – была умная женщина. Нынче таких нет и больше уже наверняка не будет… Не помню, в каком, дай бог сообразить, кажется, в двадцать восьмом году, когда я получил первый приличный гонорар за аферу с товарными накладными, она сказала: «Марк, мое старое сердце радуется, глядя на молодежь. Все вы помаленьку выходите в люди. Давно