Книги украшают жизнь. Как писать и читать о науке - Ричард Докинз

вызвало поведение ее епископа, который прикрывал сексуальное насилие над детьми и относился к нему несерьезно, но при этом возмущенно давил своим авторитетом на тех, кто задавал ему вопросы (то и другое – характерные пороки католической церкви).

Мой собственный, возможно, слишком поспешный ответ верующим, которые переживают опустошение разочарования, таков: “Почему вы просто не уйдете? В конце концов, нет никаких положительных причин, даже малейших, верить утверждениям вашей церкви о фактах. Теперь, когда вы ощутили, что в моральном плане она колосс на глиняных ногах, почему бы вам просто не уйти?” Кэтрин Данфи учит меня, что это слишком бесстрастно научный подход, слишком резкий и холодный. Ее ясный ум проливает болезненно яркий свет на трагедию этой ловушки. Сила детского импринтинга велика. Тех, кто стал его причиной, можно простить лишь потому, что они и сами пали его невинными жертвами в собственные ранние, впечатлительные годы. Соответственно, подняться выше этого и разорвать цикл, отказываясь передать зло следующему поколению, могут лишь те, кто обладает смелостью и силой духа. Несчастливцы, которые пошли по проторенной дорожке и избрали карьеру духовного лица, но затем все же набрались храбрости оставить церковь, заслуживают нашего особенного сочувствия и похвалы.

Книга Кэтрин Данфи послужит укреплению решимости тех, кто все еще скрывает свое неверие, – а шестьсот человек, которые на данный момент участвуют в Проекте духовенства, наверняка составляют только верхушку большого и все еще растущего айсберга. Она также послужит предостережением тем, кого иначе могли бы заманить – “призвать”, как они, возможно, сформулировали бы – в тупик того жизненного пути, от которого Кэтрин, к счастью, отказалась. То хорошее, что иногда делает духовенство – взращивание товарищества и общности, благотворительная работа, просвещение нерелигиозного характера, – вполне может быть достигнуто светскими методами, без сверхъестественного вздора и диктаторских иерархий. И здесь Кэтрин Данфи являет собой ролевую модель, а ее книга – маяк надежды.

Публичный политик-атеист

Херб Силверман, наверное, самый душевный среди моих знакомых. Он корифей американской атеистической сцены; если на конференции во время, отведенное для вопросов, он оказывается в числе множества вставших с места, то на председателя со всех концов зала гарантированно обрушивается хор голосов: “Дайте слово Хербу!” Его дружелюбное остроумие никогда не разочаровывает. Я был в восторге, когда меня попросили написать предисловие к его автобиографии “Кандидат без молитвы”, 2012[146].

Если человек собирается опубликовать историю своей жизни, ему лучше всего сперва позаботиться о том, чтобы прожить интересную жизнь. Или, по крайней мере, очень смешно писать, или сдабривать свои страницы остроумно неконвенциональной мудростью. Или хотя бы просто быть исключительно симпатичной личностью. К счастью, Херб Силверман выполняет все эти пункты – и даже больше того.

Не каждый автобиограф может начать свою историю с забавного детства под присмотром забавных родителей, а вот Силверман может и потому смешно рассказывает о том, что его мама была типичной героиней всех анекдотов о еврейских мамах. И дальше его повествование становится все увлекательнее: подростковые встречи с девочками, карьера ученого-математика, затем секулярного активиста… и все эти биографические факты сопровождаются вежливыми колкостями, адресованными многочисленным приверженцам лицемерия и алогичности, – а восприимчивый атеист сталкивается с ними практически каждый день. Силверман наделен очаровательной способностью смеяться над собой и подшучивать над своими недостатками. Сам себе биограф, он цитирует собственные прошлые высказывания и сочинения, но с очевидным отсутствием того раздражающего самолюбования, которым наверняка бы грешили многие другие.

Очаровательный юмор украшает каждую страницу. Когда его одноклассники, получив задание написать сочинение про любого президента США, выбрали очевидные фигуры типа Вашингтона или Линкольна, юный Херб выбрал Джона Адамса. Почему? Да хотя бы потому, что его семья могла позволить себе только два тома энциклопедии: на А и на Б. “Если бы не семейка Адамс, – добавляет Херб, – мне было бы значительно труднее обосновать, почему мой любимый президент, скажем, Честер А. Артур или Джеймс Бьюкенен”.

В более зрелом возрасте он приехал в Израиль и как раз стоял у реки Иордан, на легендарном Stammtisch[147] Иоанна Крестителя, когда подошедший к нему молодой человек неожиданно попросил окрестить его. Незнакомца явно впечатлила “духовная” манера Херба держаться, а борода и сандалии напомнили ему об Иисусе. Любезный атеист без колебаний согласился и, вне сомнений, справился прекрасно.

Вернувшись в Америку, он затевал различные политические кампании, проигрывая их в своем характерном щегольском стиле, – ради того, чтобы победить в извечной битве. Конституция Южной Каролины оговаривала, что никто не может баллотироваться на должность губернатора, если отрицает существование Высшей силы. О том, что единственным мотивом Херба при выдвижении на должность губернатора было желание проверить законность этого запрета, свидетельствует ответ, который он дал, когда его спросили, что он сделает в первую очередь, если его изберут: “Потребую пересчета голосов”. Мне вспоминается парадоксальный афоризм, что всякий, кто активно стремится к высокой должности, не должен до нее допускаться.

Некогда я публично критиковал американских атеистов за формализм (например, они уродовали банкноты в знак протеста против добавки 1957 года – девиза In God We Trust), тогда как им стоило заняться, как я считал, более важными вопросами (вроде налоговых льгот для богатых телепроповедников). Теперь я понимаю, что эта конкретная критика была не по адресу (потому что невежественные люди действительно используют девиз на банкноте как предполагаемое доказательство того, что США – христианское государство). Можно по-прежнему критиковать символические жесты типа отказа склонить голову в молитве на университетских церемониях вручения премий. Но на эту критику тоже есть прекрасный силвермановский ответ. На одном собрании, где большинство участников закрыли глаза и склонили головы в молитве, Херб рассудил, что его вскинутая голова и открытые глаза будут идеальным жестом несогласия. Он не мог никого обидеть, так как искренне верующие этого не заметили, а те, кто не обижался, могли переглянуться и обрести поддержку в компании.

Этот последний пункт важен, как я обнаружил, когда читал лекции перед удивительно большой, но затюканной аудиторией в так называемом (хотя и переоцениваемом) Библейском поясе[148]. Когда люди говорят Хербу Силверману, что он единственный атеист среди их знакомых, он отвечает: “Нет. Вам знакомы сотни. Я единственный, кто говорит об этом публично”.

Силверман любит спорить – он мог бы сказать, что это еврейская особенность, – и находит беззлобное удовольствие в том, чтобы поддразнивать оппонентов. Однажды, когда его уговорили пойти на собрание Билли Грэма, он, что характерно, вызвался быть “спасенным”. Его принял один из шестерок Билли Грэма (полагаю, викариев в буквальном смысле слова) – пастор А. Пастор А. обнаружил еврейские корни